В прошлом году я заболела в те же даты, только не ковидом, а простудой. Неделю не появлялась в школе – лёжа в кровати, изнывала от соплей. И не то чтобы о визитах с шариками, а даже о простой эсэмэске не мечтала. И когда вернулась после недельного отсутствия, меня не приветствовали ни радостными возгласами, ни даже заинтересованными взглядами. Да попросту никто и не заметил. Только Х., белокурая злыдня, обернулась со своей парты и сказала:
– А, ты вернулась. Я думала, твоего папу-прапора опять куда-то перевели.
– Он не прапорщик, он капитан… – стала я объяснять, но она уже отвернулась.
Так что эта открытка, на самом деле, огромное достижение. Точнее, для Шуры это было бы чем-то из области фантастики, а для Алексы – будет норма. Ну подумаешь, с Вовой К. вышла осечка! Мне зато шарики принесли. Ша-ри-ки. Милые, милые девчонки.
Ковид этот поганый… Сижу тут, беспомощная, куксюсь. А ведь всё так хорошо, меня ждут в школе. У меня всё теперь по-новому. А всё равно себя жалко. Господи, что у меня в голове? Это даже не каша. И хорошо, и плохо. Слёзы всё-таки потекли. Приехали! Надеюсь, никто меня сейчас не видит. Я стала тереть глаза. В кармане, как назло, кроме открытки, ничего.
И вдруг голос прямо над ухом сказал:
– Что-то случилось?
Вот чёрт! Это, значит, он рядом сидит и любуется, как я хлюпаю? Давно ли он подошёл, интересно? Да что там слёзы, у меня уже и сопли пошли. Вообще прелестно!
– Нет. Ничего. Это… спасибо.
– А тебе врача не надо?
– Не надо.
– А то смотри!..
Голос мальчишеский. Участливый. Не басистый, не писклявый. Не знаю, как правильно сказать. Может, бархатистый. Приятный, в общем, голос. А у меня сопли в кулаке. Шёл бы он уже, не хочу позориться.
– На́ вот салфетку. – Мне в руку ткнулась мягкая бумажка. Я схватила её, стала отирать глаза. Потом скомкала и сунула в карман, но не нашла его с первой попытки. Так и продолжала сжимать салфетку в руке.
– Глаза лечишь, да? Видишь плохо?
– Почти совсем не вижу. – Тут я спохватилась: – Но это пока. Из-за ковида. Скоро, сказали, всё нормально будет.
– Зачем же тогда плакать?
– Я и не плачу.
– Вот и хорошо. – Он сказал это без иронии.
Хватит уже о моих слезах. Я сменила тему:
– А как ты понял, что я не вижу?
– Это как бы глазное отделение. – Он помолчал и добавил: – И ещё у тебя кофта наизнанку.
Я поняла, что он улыбается. И тут я засмеялась. Нервы совсем никакие. И он тоже засмеялся. Потом сказал:
– У тебя ещё тут осталось.
К щеке прикоснулась салфетка. Он осторожно провёл ею под глазом. Я почувствовала на коже и салфетку, и его палец. Незнакомый мальчик, которого я не вижу, потрогал меня за лицо. Меня это поразило. Он прикоснулся совсем легонько, но при этом, не знаю, как сказать, уверенно. И сразу же щека отозвалась, потеплела. Может быть, если бы я видела его, такого эффекта не вышло бы, но тут я растерялась. Было неожиданно. Неловко. И очень приятно. Только покраснеть мне не хватает!
– А ты тоже глаза лечишь? – спросила я как можно непринуждённее.
– Нет. Я в травматологии. У вас тут просто тихо, народу мало. Я здесь иногда тусуюсь.
– Поранился?
Он помолчал, прежде чем ответить.
– Колено разбил.
– Упал?
И снова пауза. Ой, может, я лишнего хватанула?
– Ага, играл в футбол.
– Извини.
Может, мне не надо было спрашивать?
Я изнывала от того, что кофта моя наизнанку, что лицо заплаканное и наверняка красное. Ещё и пургу несу. Наверное, решил, что я дура.
