– Весьма ценное предложение. А теперь – что заставило нас сегодня собраться?
– Стихи, – ответил я. – Точнее – стихи Ромео.
– Неужели они настолько плохи?
– Они как минимум нелепы и неуместны.
– Ах вот как… – Меркуцио улыбнулся в предвкушении. – То есть эти стихи могут вызвать скандал. Я полагаю, они в высшей степени оскорбительны и унизительны.
– Хуже. Они подписаны.
Он присвистнул.
– Отлично. Что ж, Ромео, надо отдать тебе должное – ты не останавливаешься на полпути, когда берешься за дело. Что еще?
– Они находятся во дворце Капулетти.
Меркуцио тут же перестал свистеть. И улыбаться тоже. Он приобрел свой обычный невозмутимый вид, хотя возбуждение все еще кипело у него в крови – он никогда не был совершенно спокоен.
– Но ведь ты же не собираешься отправиться на их поиски?
Я побывал в доме Капулетти всего несколько месяцев назад, а нерушимым правилом моей тайной жизни было никогда не наведываться с повторным визитом туда, где я уже был и оскорбил врага своим вторжением. Это могло навлечь на меня подозрения. И это утроило бы мои риски.
– Бабушка говорит, что мы должны вернуть письма, – сказал Ромео. – Если они будут обнаружены – мое имя и имя одной синьорины станут предметом уличных насмешек. И что еще хуже – ее накажут. Очень жестоко накажут.
– Капулетти? А с каких это пор нас это волнует? Разве Капулетти не рождены для позора? Я много раз слышал это от Монтекки!
– Только не Розалина, – ответил Ромео. – Она мила, и хороша, и красива. Ты же видел ее, Меркуцио, разве она не сказочно прекрасна?
– Прекрасна, – согласился Меркуцио без всякого воодушевления. – Ее глаза подобны двум сияющим звездам на небосклоне и так далее… Бен, хорошо это или плохо, но эта девица – Капулетти. И ее безопасность – это только ее собственная забота.
– Разумеется, – кивнул я тоже без особого энтузиазма. – Но в данном случае репутация Ромео тоже пострадает.
– О мой бог. И как много цветистых виршей он ей написал?
– Шесть.
– Скорее семь, – пробормотал Ромео. Голос его звучал сконфуженно – ведь ночь подходила к концу и действие вина тоже. – Это неразумно, да. Но она прекрасна. И я по-настоящему люблю ее.
Меркуцио бросил на меня взгляд.
– Убей меня, если я понимаю, в чем загвоздка. Разве Розалина – не будущая монахиня?
– Да. Возможно, она даже не читала никогда его каракули, а сразу бросала их в огонь.
– Что было бы весьма и весьма разумно с ее стороны, – согласился мой друг. – Но я предполагаю, что нам необходимо убедиться в этом – раз ваша бабушка настаивает.
– Если его милость синьор Капулетти обнаружит их – он покроет позором и насмешками наш род, даже если при этом пострадает его собственная семья.
Я произнес титул со всем возможным презрением: Капулетти не мог именоваться «его милость» – ни капли аристократической крови не текло у него в жилах. Справедливости ради надо отметить, что и в жилах Монтекки благородной крови почти не было… но в Вероне хорошие купцы ценились гораздо больше, чем какие-то родовитые дворяне.
Меркуцио в задумчивости водил пальцем по инкрустированному боку своего кубка, как будто ища решение задачи.
– Она в любом случае должна была бы отправиться в монастырь. Возможно, было бы достаточно просто отправить ее туда немедленно, пока не пошли сплетни о ее позоре.
– Капулетти не отличается сдержанностью и благоразумием. Помнишь синьору Софию? Лучше всего было бы эти чертовы письма сжечь. Но чтобы это совершилось наверняка, сначала нужно их отыскать.
