Поесть?
Некогда!
Про недобитка в моей квартире я и вовсе забываю.
7. Глава 6
– Запросить в Департаменте, какой ещё собственностью располагает Ган Вито, вы не догадались, госпожа Майс? – дознаватель отодвигает бумаги и скрещивает на груди руки.
Я отзеркаливаю его позу:
– Простите, но как вы себе это представляете? Вы лучше меня знаете, что закон защищает приватность граждан. Я инспектор Опеки, а не страж.
Чёрт, у него такой взгляд, как будто я преступница, а не коллега. В глобальном смысле коллега. Что же мне так везёт-то? Хотя пусть сколько угодно изображает бурлящий недовольством чайник, мне понравился деловой подход и готовность работать. По крайней мере дознаватель от меня не отмахнулся и не послал архив Опеки.
Теоретически документы о переезде семьи Вито могли потеряться. Ложная тревога – я не верю в такую роскошь.
– Пропавшая девочка и мальчик, на которого претендует вторая пара, у них есть что-то общее? Кстати, ещё раз. Что вас натолкнуло на мысль, что с усыновителями не всё в порядке? Вы упомянули, что документы у них идеальные.
Прыгать с темы на тему – это какой-то особый приём? Мне бы на будущее, для общения с претендентами на усыновление, пригодилось.
– Интуиция. Или, если хотите, опыт. Я за время работы в Опеке на разных усыновителей насмотрелась. Я затрудняюсь объяснить, они не произвели впечатления людей, любящих детей. Они торопились. И идеальность тоже сыграла свою роль. Обычно те или иные огрехи есть всегда, редко, кто готовит документы с первого раза правильно. Я их проверила, упомянула ребёнка, но имя назвала неправильно. Супруга радостно повторила, не похоже, что она знала имя. Что касается вашего первого вопроса… Затрудняюсь ответить, я не вела дело девочки, и с документами познакомилась очень поверхностно. По-хорошему, нужно бы поднять дела остальных детей.
Дознаватель придвигается ближе к столу, скребёт указательным пальцем подбородок, другой рукой барабанит по столешнице.
– Госпожа инспектор, может быть, Кайми чем-то особенный? Что насчёт наследства?
Я качаю головой:
– Родители мальчика неизвестны, хотя… Там странная история. Жрец услышал детский плач, пошёл на звук и нашёл за колонной корзину с годовалым малышом. Ребёнок был хорошо укутан, чтобы не замёрз, в корзине лежала бутылочка с молоком. И была записка, предположительно от матери. Она писала, что ребёнка зовут Кайми, просила у него прощения. «Меня вынудили жестокие обстоятельства», никаких подробностей.
– Вы читали записку?
– Да, она приложена к личному делу, и её передадут либо самому Кайми на выпуске, либо его приёмным родителям при усыновлении. У нас останется копия.
– Так, а мать мальчика искали?
– Нет.
– Нет?!
Похоже, я удивила дознавателя.
– Закон королевы Элораны. Родители детей, оставленных в храме, не преследуются. Вроде как боги им судьи. Закон до сих пор действует. И, знаете, как по мне, лучше пусть мать безбоязненно оставит ребёнка в тёплом помещении храма, чем, боясь ответственности, бросит на улице или сделает ещё какую-нибудь опасную для ребёнка глупость.
– А почему вы сказали, что история странная? Мне казалось, не так уж и редко детей подбрасывают. По разным причинам.
– Да, всё так. Но, во-первых, мало кто знает про закон королевы Элораны, хотя его не отменили, последние лет тридцать не принято говорить о нём открыто. Если во времена королевы Элораны жрецы рассказывали, что им можно оставить ребёнка, то сейчас жрецы молчат, сами тему не поднимают. Во-вторых, подобные записки редкость. Наверное, не удивлюсь, если однажды родители Кайми объявятся.
