– Шах и мат, любовь моя, шах и мат, – ловя и целуя ее руку, проворковал неверийский правитель.
Королева фыркнула, вырвала руку и выскочила из комнаты.
Его Высочество взял рисунок, и на его лице отразилось изумление.
– Но ведь это… – прошептал он.
– Вот именно! – торжествующе воскликнул король. – Вот именно!
* * *
«Если тебе что-то нужно, Альвина, твоего терпения хватит на всю мою армию!» – всегда говорил отец, и был прав. Я сидела, закрыв глаза и не шевелясь, уже двадцать минут, напоминая самой себе змею в засаде, и ждала, когда же кончится терпение у графини Бабаксы, дальней родственницы моего отца, в доме которой я остановилась, а точнее, меня остановили по приказу Его Величества. Вслух я называла ее тетушкой Селестой, а про себя – Бабайкой. Бабайка была высокой, тощей, и у нее было такое выражение лица, как будто она много лет безуспешно лечилась от запора. Скудный пучок волос на голове обычно украшало перо, которое мне всегда хотелось вытащить и выкинуть в окно, чтобы посмотреть, как оно будет планировать. В общем, милая тетушка была самой скучной тетушкой на свете, какую я только могла себе представить. От нудного звука ее голоса у меня ныли зубы, от наставлений и морали – мозги. Я изводила ее, как могла, но она была настолько глупа, что не понимала этого, принимая все за чистую монету.
– Альви, детка, вам пора собираться на бал к герцогу Ананаксу, – в шестой раз сообщила она таким тоном, будто в первый.
– Увы, я не могу, – страдающим голосом отвечала я, – я молюсь Господу нашему о вашем здравии!
Я чуть-чуть приподняла ресницы, чтобы увидеть в зеркале отражение комнаты, но сначала увидела себя – невысокую блондинку с большими серыми глазами и тонкими чертами лица. Тетушка стояла позади, поглядывала на часики на запястье и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. За ней выстроились служанки, держащие в руках предметы моего туалета.
– Вы хотите пи-пи? – спросила я у тети, открыв глаза. – Так идите, не мучайтесь.
– О чем вы, дорогая? – изумилась Бабайка.
– Мне только что было видение… – мрачным голосом сказала я.
Тетушка изменилась в лице, она ужасно боялась всяких пророчеств, предсказаний и прочей чепухи.
– Вы скоро встретите мужчину… – провозгласила я заунывным тоном. – И он дотронется до вас!
Надо сказать, что Бабайка была старой девой, шарахающейся от любых отношений. Она почитала мужчин порождением дьявола, а женщин, связывающих с ними судьбу – умалишенными.
– Ох! – тетушка схватилась за сердце. – И что же теперь делать?
– Молиться, – обреченно ответила я, – молиться об избавлении от подобной участи. Желательно, в часовне, а не здесь!
– Вы ведь соберетесь без меня, дорогая? – взвыла Бабайка, и когда я царственно кивнула, унеслась прочь.
Минус один с моего горизонта!
Теперь следовало разобраться с прислугой.
В последующий час я изводила их придирками к чулкам (не обтягивают!), подвязкам (давят!), панталонам (натирают!), корсетам (не дают дышать!), нижнему платью (что это за тряпка?). В конце концов, я разыграла истерику, сообщила всем, что они свободные до вечера дуры, а я соберусь сама. Бедных девушек как ветром сдуло – мои истерики в финале всегда заканчивались метательными упражнениями.
Откинув белокурую прядь с лица, я с удовольствием оглядела комнату, больше похожую на поле сражения, и полезла в шкаф, где висело рубище прекрасной гусятницы. Или правильнее будет сказать гусен
