– А спорт там есть?
– Фехтование. Рукопашный бой. Пытки. Яды. Настоящая любовь. Ненависть. Возмездие. Великаны. Охотники. Злодеи. Герои. Самые красивейшие дамы. Змеи. Пауки. Звери всех пород и обличий. Боль. Смерть. Храбрецы. Трусы. Силачи. Погони. Побеги. Ложь. Правда. Страсть. Чудеса.
– Вроде неплохо, – сказал я и этак прикрыл глаза. – Я постараюсь не заснуть… но очень спать хочется, пап…
Кто предскажет, когда изменится весь мир? Кто поймет заранее, что все его прошлое, многие годы – лишь подготовка… ни к чему. Вообразите сами: почти безграмотный старик борется с враждебным языком, почти обессиленный ребенок борется со сном. И связывают их лишь слова еще одного чужака, мучительно переведенные с родного звука на иностранный. Кто мог заподозрить, что завтра поутру ребенок проснется совсем другим? Сам я помню только, как сражался с усталостью. Даже спустя неделю я еще не понимал, что же началось в тот вечер – какие двери захлопнулись, какие ясно предстали взору. Может, надо было мне понять, но может, и нет; кто чует откровение на ветру?
А случилось вот что: меня зацепила история.
Впервые в жизни я активно заинтересовался книгой. Я, спортивный фанат, я, помешанный на играх, я, единственный десятилетний пацан в Иллинойсе, объявивший войну алфавиту, хотел знать, что дальше.
Что случилось с красавицей Лютиком, и с бедным Уэстли, и с Иньиго, величайшим в истории фехтовальщиком? И насколько силен Феззик, если по правде, и есть ли пределы жестокости дьявольского сицилийца Виццини?
Папа читал мне каждый вечер, главу за главой, ведя баталии с фонетикой, чтобы слова звучали как надо, чтобы точно передать смысл. А я лежал, полуприкрыв глаза, и мое тело медленно-медленно плыло назад, к источнику своей силы. Плыл я туда, как уже было сказано, с месяц, и за это время папа прочел мне «Принцессу-невесту» дважды. Даже когда я научился читать, эта книга оставалась папиной. Мне бы и в голову не пришло открыть ее самому. Я хотел слышать его голос, его звук. Позже, даже много лет спустя, я порой говорил: «Может, поединок Иньиго и человека в черном на утесе?» – а папа рычал, ворчал, доставал книгу, лизал палец и листал до той страницы, где начиналась могучая битва. Я это обожал. По сей день, когда нужно призвать отца, он приходит таким. Сутулится, щурится, после каждого слова пауза – старается, читает мне шедевр Моргенштерна. «Принцесса-невеста» – папина книга, я же говорю.
Все остальное было мое.
Ни одна приключенческая книжка от меня не укрылась.
– Ну, – говорил я мисс Рогински, когда выздоровел. – Стивенсон, вы всё говорили про Стивенсона, я дочитал Стивенсона, а теперь что? – и она отвечала:
– Попробуй Скотта, может, тебе понравится, – и я попробовал старину сэра Вальтера, и он мне даже понравился, за декабрь я продрался через полдюжины романов (там как раз были рождественские каникулы – можно читать не отрываясь, разве что изредка жевать что-нибудь).
– А еще, а еще кто?
– Пожалуй, Купер, – говорила она, и я нырял в «Зверобоя» и прочие книжки про Кожаного Чулка, а потом в один прекрасный день сам наткнулся на Дюма с д’Артаньяном и на этих ребятах продержался почти весь февраль. – Ты на моих глазах превращаешься в книгочея, – сказала мисс Рогински. – Ты понимаешь, что читаешь больше, чем прежде играл? Ты знаешь, что у тебя даже оценки по арифметике снижаются?
Она на меня наезжала, но я не возмущался. В классе мы были одни – я пришел допрашивать ее, кого бы мне еще поглотить. Она покачала головой:
