Третья и самая загадочная разумная
раса – горцы-подземники – вели очень скрытный образ жизни; даже их самоназвание
никто не знал. Наверное, они чем-то сродни нашим сказочным гномам. Мне так
показалось. Девочка о горцах имела весьма смутное представление. Слышала
только, что все технические изобретения, которые использовали олии, изначально
появились у этого народа. Да, мир оказался техно-магическим, но насколько – ещё
предстояло выяснить.
Также не слишком удалось разобраться
в той каше из сказок, хроник и всякого эпистолярного мусора, чем забила себе
голову принцесса, особенно – какие мифические и полумифические зверушки обитали
в этом мире, насколько они реальны, а насколько являлись плодом воображения
авторов многочисленных опусов, поглощённых юным, неокрепшим разумом ребёнка.
Сина оказалась девочкой довольно развитой и начитанной для своего возраста,
несмотря на полное попустительство со стороны отца, которого, похоже, не
волновало – хорошо ли его дочь обучена чтению и письму. Главное, чтобы
умела танцевать, петь, вышивать, быть покорной и молчаливой. Писать – это
обязанность секретаря, а для личной подписи имелась специальная магическая
печать.
Образованием принцессы в необходимом
для девочки и будущей венценосной жены объёме занимались штатные дворцовые
воспитатели. Одна из них излишней строгостью и занудством буквально всю душу из
ребёнка вынимала. Но самым большим испытанием для психики девочки стали её
мачеха и младшая сестра.
Первая ненавидела падчерицу всеми
фибрами своей мелочной душонки за то, что Сина являлась официальной невестой
императора. Королева страстно хотела видеть на этом месте родную дочь, поэтому,
создавая видимость заботливой матушки, заставляла падчерицу есть в больших
количествах мучное и сладкое, якобы балуя сиротинушку, потерявшую родную мать.
Мачеха прилюдно расхваливала Сину за хороший аппетит, подкладывая ей в тарелку
всё новые и новые жирные кусочки, и фальшиво охала, жалуясь на младшую
принцессу. Та ела мало и походила на куклу из дорогого селье́зскокого фарфора – с бледной до
прозрачности кожей и тонкими ручками. Если Эльсина поглощала пищу недостаточно
интенсивно, то королева с маской вселенской заботы на лице начинала журить
несчастную, что та якобы не понимает всей важности своего положения невесты
императора – ведь ему нужна крепкая супруга, чтобы родить сильного и
здорового наследника.
Сестрёнка же, наученная матерью,
пакостила Сине как могла, выставляя старшую в невыгодном свете перед отцом:
затевала потасовку, начиная дразнить её, щипать украдкой и вынуждать девочку к
активной защите. Причём подстраивала всё таким образом, что отец входил в
комнату именно тогда, когда Сина начинала отбиваться от настырной сестры и
оказывалась в результате крайней, потому что мелкая начинала визжать и плакать,
кидаясь к венценосному родителю и красочно описывая, как Эльсина её обижала.
Конечно же, король вставал на
сторону младшей, считая старшую дочь злой и невоспитанной девочкой. Сина,
боявшаяся строгого отца чуть ли не до судорог, лишь молча стояла, съёжившись
под его грозным взором и выслушивая незаслуженные обвинения. В своё оправдание
она ничего сказать не могла, боясь, что её всё равно никто не станет слушать.
Такие происшествия больше и больше убеждали правителя в испорченности старшей
дочери на радость мачехе.
