Казалось, они знакомы уже годы. Роман сейчас вспомнил то утро и усмехнулся, глядя на мастера.
Они вышли на булыжную мостовую, скатывающуюся вниз под невероятно крутым углом. Казалось, невозможно не только подниматься и спускаться в узком извилистом коридоре между каменными оградами и оконцами домов, но и даже просто удержаться на ногах.
Делси свел две грубо сколоченные некрашеные створки дверей, перечеркнул их длинной чугунной штангой с крюком на конце и звенящей тяжелой пластиной, увенчав всё это старым навесным замком.
– В твоем доме, Делси, даже крюк и замок – исторический артефакт. Сошло бы для любого музея.
– Весь остров сошел бы для музея. Он и есть музей, только до запасников не достучаться. Чего здесь только не попрятано!
Они стали подниматься по улочке и сразу за стеной магазина свернули в калитку двухэтажного дома с облупившейся глухой стеной, нависающей над мостовой.
– Это и есть мой новый дом. Вот это я и «понаделал»! Прикупил к магазинчику в конце прошлой недели, – с гордостью сказал Делси, – и теперь сплю здесь на втором этаже. Там всего одна комнатка и кухонька.
Роман стоял в крошечном дворе между калиткой и скрипучей деревянной лестницей, ведущей на узкую верхнюю веранду. Под лестницей спряталась дверь, низкая, вросшая вместе с древним домом в каменистую почву. Делси перехватил взгляд Романа.
– Это для всякой утвари. Для угля тоже, для дров. Зимой придется топить. Бывает холодно.
– Послушай, у тебя на побережье роскошный особняк. Зачем тебе все это? Лавка, старый дом…
– Здесь живет моя душа! – ответил стеклодув серьезно.
Делси, наверное, лежал по вечерам у распахнутого окна и мечтательно смотрел в черное небо, усыпанное звездами; он теперь засыпал под аккомпанемент своих стеклянных грез.
Роман вдруг перехватил внимательный, испытующий взгляд Делси. Это было будто дегустацией искренности, разлитой неожиданно в две тонкие стеклянные чаши. Но вот они выпиты до дна и глаза засветились.
– Спасибо! – вдруг сказал Делси. – Поднимемся?
– Не за что! – ответил Роман. – Поднимемся.
Делси колдовал около плитки над джезвой, а Роман полулежал на низком диване, покрытом истертыми ткаными ковриками. Действительно, в окно было видно небо и угол крыши над верандой.
– Здесь хорошо.
– Еще бы! Ты можешь переночевать, если хочешь. Я постелю себе на веранде, а тебе здесь…
– Нет, спасибо. До побережья недалеко.
– У нас все недалеко.
Кофе возмутился бежевой пеной и увял, выхваченный умелой рукой с огня. Ворча, черный напиток изливался в крошечные чашечки и теперь уже тихо, бессильно пузырился в них.
– Вот это кофе! – Делси втянул ноздрями запах. – Турецкий кофе! Черт бы побрал все «зеленые» линии – для него нет границ!
Роман протянул руку, и чашечка, обжигая, утонула в его ладони. Он боялся взяться за изогнутую ручку, которая никак не должна была уместиться в его пальцах. Делси засмеялся.
– Возьмись за ручку. Не льсти себе – те, кто делал этот сервиз, были умнее твоих страхов! Ты не можешь постичь геометрии их воображения.
Роман перехватил чашечку и кивнул:
– Действительно. Удобно. Это тоже древность?
– Вот уж нет. Это копия древности. Древность давно погибла. Пей. Божественно!
Роман отхлебнул и довольно причмокнул губами:
– Крепкий! Ты не жалеешь зерен.
– И соли. Разве ты не заметил, там соль?
– Возможно. Но кофе все же больше…
Они рассмеялись и ненадолго умолкли. Делси, присевший на табуретку, приподнялся и, не спрашиваясь у Романа, плеснул ему из «джезвы» еще одну, куда более густую, порцию.
