Мать умерла от онкологии когда Аджмалу было двадцать. Врачи были бессильны. На самом деле Аджмал знал, что она иссохла от тоски. Со временем родители отдалились. Мама стала скучать в огромном дворце, где было все, кроме свободы. Она часами сидела на балконе и смотрела туда, в пустыню. И хотя отец, видя ее состояние, предложил ей небывалое – развод, долг шейхи и матери был слишком велик. Она вернула свободу посвоему.
Аджмал долго переживал потерю. Он взошел на Эверест, побывал на Северном полюсе и в Антарктиде, будто пытался там, на самом верху и там, где край Земли найти следы ее души. А затем, почти полгода жил у бедуинов, у деда. Оттуда вернулся Аджмал – мужчина, но не все заметили произошедшие в мальчике, которого считали избалованным сибаритом, перемены.
Вот и сейчас, чувствуя, как подступает черная тоска, от которой не спасали ни женщины, ни друзья, ни наука, он, узнав, что племя подошло близко, Аджмал ехал в пустыню на своем любимом внедорожнике. Он побудет с ними, посмотрит на звезды и снова обретет путь.
Дед и его племя встретили Аджмала как и подобает подданным встречать своего правителя. Детишки обступили его, как только шейх вышел из машины. Аджмал знал, что он для них, как Санта Клаус для европейских малышей под новый год. На переднем сидении рядом с ним стояла коробка, набитая конфетами, а в багажнике, вместе с остальными подарками, были игрушки: машинки для мальчиков и куклы для девочек.
Аджмал был ангелом-хранителем племени. Если бы не он, им, скорее всего, пришлось бы выйти из пустыни и поселиться в городах, что для многих означало бы тоскливую смерть.
Его проводили в шатер деда. Женщины готовили самые вкусные блюда.
Дед не задавала вопросов. Он знал нрав своего Аджмала, спокойного как пустыня в безветрие, бездонного в своих мыслях, как ее пески, буйного в своем гневе, как красная буря. Раз внук здесь – его что-то сильно тревожит.
–Ты плохо ешь, – сказал дед, наблюдая, как Аджмал кладет на свою тарелку лишь маленькие кусочки из того, что стояло перед ним.
–Я не голоден. Отдайте все людям, пусть и у них будет праздник, – произнес Аджмал, ополаскивая тонкие пальцы, – я приехал увидеть тебя.
–Тебя что-то тревожит, мой мальчик? – глаза деда, уж светлокарие, из-за возраста, смотрели с вниманием и заботой.
Аджмал тяжело вздохнул.
–Тоска… Еда имеет привкус тлена, будто все это я уже тысячи раз пробовал. Женщины не интересны. Я не помню лиц, ни одной. Белые, черные, рыжие – все одинаковые. Пустота какая-то. Тоска… Книги не интересны, будто я уже все это читал и на перед знаю, о чем они. Мне тридцать три, я чувствую себя стариком, который все познал и попробовал. Золотой дворец пожирает меня изнутри, но я, как и мама, не могу из него выбраться… – на несколько долгих минут он замолчал, – Я словно стою пред огромной шахматной доской. Фигуры уверены, что ходят сами по себе, а я всего лишь сторонний наблюдатель, ничего не понимающий в их битвах! Пришло мое время вступить в эту игру и тогда… Я столько лет шел к этому, а сейчас не знаю, хочу ли? Я потерял дорогу, дед. Передо мной так много путей, каким идти? Куда? Кажется, что всеми ими я уже ходил сотни раз в своей голове! Я хочу спросить у матери-пустыни, куда мне идти? Как вернуть вкус жизни? Отведи меня к фукаре…
Он поднял на деда свои карие глаза. В них стояли слезы. Дед помолчал. Потом с трудом, как и все старики, поднялся и произнес:
