Принцип бумеранга - страница 17

Следователь испуганно взвизгнула, и кто-то ойкнул, но Олег заученным движением перехватил летящий в него кулак, вывернул кисть руки и, грубо развернув убийцу спиной к себе, привычным движением застегнул на его запястьях наручники:

– Не ори! Сам виноват! Нужно ответить!

– Я уже ответил! Я сам себя наказал! Как я буду жить без неё!? Разве не понятно!? – крик превратился в истерику, которая долго стояла в ушах и мешала заснуть, когда Рассказов, выслушав кучу замечаний руководства и сдав, наконец, смену, кое-как добрался до дома.

Проспав весь день, как умер, без снов и мыслей, Олег всю ночь, стараясь не разбудить мать, смотрел маленький телевизор, приютившийся на холодильнике в кухне. Убавляя и вновь добавляя громкость, он мысленно ругался на раздражающую своей частотой рекламу, которая, как бы убедительно рекламщики не доказывали обратное, специально транслировалась громче, чем фильм. Но то, что показывали, Рассказова интересовало постольку – поскольку. Просто фон, и под него неожиданно полезли воспоминания, которых он не хотел, гнал прочь, заставляя себя вникнуть в суть показываемого по телику, однако всё было тщетно. Настырно, как он ни старался отвлечься, увильнуть, не смотреть и не вспоминать, вставало перед глазами давно забытое. Будто картинки в дочкиной книжке со сказками Андерсена. Но не гадкий утенок и не русалочка Ариэль, а Добреев Руся собственной персоной и его мамаша, купчиха первой гильдии. И откуда-то из самых мрачных глубин памяти возникли одноклассник и закадычный друг детства Витька Хворостов, и стажёр Славка Киреев, но почему-то с капитанскими погонами. И все остальные: начальник отдела по прозвищу Царь, председатель районного суда с холеными усиками, наставники Тропарев и Семенов, командир взвода Андронов и водитель экипажа, чья фамилия, пожалуй, было единственным, что Олег никак не мог вспомнить. Вот бы и с остальным также, но нет. И, сидя на подоконнике у настежь раскрытого окна, Рассказов курил, и курил. Одну за другой. Судя по лужам на асфальте, днём опять моросило, но теперь стояло безветрие, и наступающий день обещал быть сухим. Лето же. Хотя перед глазами Олега стояла лютая зима. Та самая, морознее которой в его жизни не было ни до, ни после…

(Григорьевск, январь 2005 года, милиция)

Сказать, хот-дог не нравился, определённо было нельзя. Скорее, он был никаким. Безвкусным, что ли. Истинно – жратва для собак. Но купить ночью в маленьком райцентре что-либо пригодное в пищу, было сродни немыслимому. Напиток, называемый по досадному недоразумению, кофе, давно остыл. Получалось, что есть и хотелось, и нет. Одновременно. И потому старший одной из двух мобильных групп первого взвода григорьевского отдела вневедомственной охраны, младший лейтенант милиции Олег Рассказов, лениво и долго пережевывая постную сосиску со сдобой под соусом из кетчупа и майонеза, тоскливо глядел через лобовое стекло старенького уазика на длинный, пустынный проспект. Хотя, какой там проспект? Одно название. Вот в большом городе, в десятке километров от которого он служил срочную, действительно, были проспекты. И Рассказов очень хотел там остаться в после службы, да обстоятельства не позволили.

А что в захолустном Григорьевске? Безысходность, присущая всем райцентрам, у которых было светлое прошлое с градообразующими заводами да фабриками, а ныне всё исчезло. И настоящее, и будущее. Только имя красивое и осталось. При коммунистах говорили, что городок назван в честь Григорьева – вожака местных партизан. В гражданскую они освободили город от бандитов – колчаковцев раньше регулярных частей красной гвардии, и памятник партизанам в центре города не снесли даже, когда оголтело отрекались от советского прошлого. Новая легенда, не смотря на каменного революционера, застывшего с мосинкой в руке, утверждала, никакого храброго партизана не было, а благородные беляки ушли сами, не желая кровопролития и, в отличие от коммуняк, жалея местных жителей. Название же городу, и это немудрено, было дано в незапамятные времена по имени основателя – монаха Григория. При этом никто уже не помнил ни фамилии человека, ни того, была ли у него семья и как он выглядел. Не могли местные краеведы ответить и на главный вопрос, откуда и для чего уважаемый старец пожаловал в суровый край, где зима семь месяцев, а остальное – весна с осенью вперемешку. И сколько ни размышлял Олег о родном городе, а всё одно оставался уверенным, что назван он, всё-таки, в честь отважного красного партизана. В их школе даже его портрет висел, под которым гордых малышей – октябрят принимали в пионеры. И его, Олега Рассказова, тоже. Одним из первых за отличную учёбу и успехи в спорте да общественной жизни класса. Наравне со всеми он торжественно клялся, горячо любить Родину. Однако всё это было так давно, что и не стыдно признаться в нелюбви к Григорьевску с его разбитыми дорогами да облезлой краской на фасадах низеньких домов.