Принцип Дневника - страница 2

Hight above in the violent sky

Однако одно желание всё же одолевало меня в тот момент. Прямо перед аркой, ведущей в мой дом, открылся новый круглосуточный продуктовый. Пожалуй, этот день могла бы спасти баночка свежей газировки с новым вкусом, который не встретишь так сразу в обычных супермаркетах. После сладкого щелчка жестяной крышечки должна была последовать нажатая кнопка пуск на моём ноутбуке, запускающая очередной фильм.

On a hill, under a raven sky

Я, по правде говоря, даже на их названия уже не смотрел, но этот вроде бы выиграл недавно гран-при в Каннах за лучший фильм в жанре – комедия на румынском языке с одним персонажем инвалидом, и в котором присутствует более двух христианских отсылок. Странная конечно номинация, но ещё страннее мне стало от мысли, как же паршиво будет себя чувствовать себя режиссёр, в фильме которого в самый последний момент насчитают три отсылки вместо двух. Ариведерчи, господин Лазареску, наш мир сходит с ума, и поэтому мы скорее сами присоединимся к вашим предсмертным крикам, чем окажем помощь.

Spinning away…

Но пока что, на пути к этим целям-однодневкам, меня спасали только заигрывающие друг с другом инструменты из композиции Spinning Away. Я наяву представляю идеальную гармонию игры гитар и вокала, их отнюдь не только платоническое сосуществование, а затем и образование любовного треугольника с появлением скрипки на минуте и тридцати трёх секундах. Я вижу всю их жизнь, их первое свидание и поцелуй, горечь утраты и счастье приобретений. Я наблюдаю, как их автостопом подбрасывает до самой последней секунды трудяга бас. Хоть им и приходится прощаться друг с другом, но я готов был бы обменять все 17 лет существования на то, чтобы оказаться хотя бы в одном из интервалов этой гитарной партии. Зачем ты делаешь меня счастливым, Кейл. Зачем вселяешь надежду.

Всё. 5:27

Я расплакался как сука в первом ближайшем сортире. Вот так резко и прямо на асфальт был брошен уже я. Ебаная Анна Фёдоровна, Лиза, Кейл, Толстой, эфемерная блевота, ебаный румынский язык. Меня снова начали протыкать своими вилками люди и события, словно я какой-то недожаренный бифштекс. Я даже не захотел закрывать туалет на замок в трепетном ожидании очередного нелепого столкновения, даже такого наивного. Я так хочу заслужить спокойствие одиночества, хочу быть одним воином в поле. В поле воинов, каждому из которых похуй на другого. Я хочу создать в себе общество и похоронить его во всех остальных.

Пока мне совсем не стало стыдно за себя, а мой монолог не стал ещё более напоминать извержения школьника на тему того, что его никто не понимает, я решил протереть своё лицо наждачного вида туалетной бумагой, крепко втирая его в лицо в надежде увидеть на ней кровавые следы. Но их не было, даже мои вены не хотели приветливо откликнуться и порадовать меня в этот момент. Я вышел, краем глаза обратив внимание на двадцать пятого человека в той очереди, что образовалась у входа в мой бывший туалет. Классный пиджак.

Какой всё же неудачный день для того, чтобы начать писать дневник. Момент, которому предшествовала такая подробная моральная подготовка. Сотни вопросов отцу о том, как это прошло у него в его самый первый раз, чтобы сходу стать очередным персонажем подростковой трагедии. Хотя, с другой стороны, может это даже пошло мне на руку, я впервые добрался до дома с ощущением совершенного достижения. Каждое из предыдущих 1922 слов было моим ребёнком, претендующим на то, чтобы образумить человечество, повергнуть его в хаос или умереть, затем воскреснуть и быть мессией для каждой черепной коробки. Претендующим конечно же сугубо в рамках моей собственной черепной коробки, больше эта писанина мало кому может пригодиться.