То, что Дима увидел за этой дверью, потрясло его даже больше, чем открывшаяся ранее картина Ада. Оля, в образе беззаботного мотылька, нежная, голая и почти прозрачная, кружилась в воздухе с другими мотыльками. “Я здесь практически сгораю в преисподней, а она себе преспокойненько танцы танцует… Стерва!”
Эта идиллическая картинка расстроила Димку до боли в сердце. Он хотел было дотянуться до своей пассии, чтобы ударить ее, остановить совсем неуместный среди огня и разрушения танец, но голый мотылек упорхнул от него… В погоне за зловредным насекомым, Дима опять перешагнул порог, дверь с грохотом захлопнулось, и герой оказался в потоке яркого света… В этом свете растворились наваждения, преследовавшие его, но боль стала невыносимой. Схватившись рукой за сердце, он прошептал: “Ты спасла меня, чтобы опять издеваться надо мной?!”
“Я люблю тебя”, – ответила Оля, но Димка не расслышал этих слов…
(Тибет)
Он пришел в себя, когда счастливая героиня возвращалась в монастырь после разговора с Афродитой. (Аполлон смилостивился и “сократил” обратный трекинг в десять раз.) Ганс сообщил радостную новость о Димкином “возрождении” Саше, тот побежал разыскивать Ольгу… А через два часа, Оля и Саша уже покинули горную обитель.
– Ты – ненормальная! – орал Сашка. – Ты по ночам так выла, что было слышно даже в Саге, всех тибетских сусликов в округе перепугала до смерти. Ты вылизывала его языком, как корова новорожденного теленка, а теперь, когда он пришел в себя, ты сбежала, даже не поговорив с ним?! Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить?!
– Саш, это долго рассказывать, – Оля уверенно спускаясь по тропинке в горных ботинках, удерживающих голеностопные суставы от вывихов, и с рюкзаком за плечами.
– Это как же надо было достать мужика, если ты боишься показаться ему на глаза даже после того, как вытащила его, практически, с того света!? (Саша.)
Оля молча шла по заснеженным горам под зимним кобальтовым небом. На привале сказала: – Ты же сам хотел быть дома к Новому году.
– Да я безумно счастлив оттого, что Новый год мы встретим дома, а не в этой холодной каменной пустыне без телевизора! Но хотелось бы получить моральное удовлетворение после совершенного нами подвига и принесенных мною жертв. Я похудел здесь на шесть… на восемь килограмм! (Саша.)
– Откуда ты знаешь, если в монастыре не было весов? Саш, мы с тобой спасли жизнь отцу моего ребенка. За твою помощь я обязана тебе до конца жизни. Дай бог, чтобы у тебя никогда не случилось нечто подобное… (Оля.)
После твоих слов, Ольга Владимировна, моральное удовлетворение получено мною сполна. Но вот как быть, если Вася все-таки меня уволит? (Саша.)
– Я выплачу тебе трехмесячное пособие… Но только если он тебя уволит! (Оля.)
Чтобы Тибет запомнился Оле яркими красками, Аполлон проложил обратный путь героини через сентябрь. Горы окрасились в оранжево-салатовые, дымчато-розовые, ярко-зеленые цвета. И еще горчично-желтые, желто-оливковые и рыже-бардовые. Они превратились в сказочных богатырей: серые скалы с острыми вершинами – в отряд суровых воинов, пологие зеленые холмы – в разлегшихся на пляже ленивых монстров-гигантов, шкура которых покрылась зеленым мхом, а горы на горизонте – в рыжих великанов в снежных шлемах…
В Тибете нет ничего, кроме разноцветных гор. Ничего, кроме неба и солнца, луны и звезд. Почти нет людей. Тибет – это бескрайний простор, тишина и дорога.
