Принося жертву - страница 39
– Один экземпляр оставь себе! – холодно распорядился шеф, бросив подписанный лист на подчиненного. – Теперь ты официально уволен! А твое место займет Гарри!
– Нет! Ты не можешь так поступить со мной… – запротестовал Джонатан, не принимая сложившиеся обстоятельства, которых давно ожидал, но до конца с ними не смирился.
Если бы одним лишь взглядом можно было убить, то шеф давно бы купался в луже собственной крови на пару с Гарри. Дай Джонатану только возможность, и он бы осуществил задуманное. Как же он их всех ненавидел! Какой-то голос провоцировал его: «Ты не сделаешь этого! Нет. Тебе не по зубам убить человека».
– По зубам, по зубам! – отвечал я темным. – Или вы желаете сделать ставки, господа?
– Как бы ни развернулся сценарий, смертельного приговора ему не избежать! – заявила Альцена.
Наперекор внутреннему голосу Джо выхватил из кейса пушку и направил на босса.
– Ты просто так не уйдешь! – сказал Джо, когда тот засобирался к выходу. – Вернись и сядь на то место, где сидел. Не выводи меня! – отвел курок он, продолжая прицеливаться.
– Ладно-ладно, Джонатан, – поднимая руки, забормотал Пол. – Только не делай глупостей… Ты же знаешь, у меня семья, дети…
– У меня тоже семья и дети, однако тебе на это минуту назад было наплевать! Садись! – прокричал Джо. – И не смей шевелиться… пока до конца не выслушаешь меня…
Признание Джо
14 мая 2007 года, понедельник, утро
И вот теперь началось самое интересное. Джонатану представился шанс высказать начальнику все, что он о нем думает. Напрямую. Не боясь ничего потерять. Все, чего следовало опасаться, уже произошло минуту назад. Теперь осталась только ненависть между ними, способная привести одного из них к тяжелым последствиям. Повисла напряженная пауза, которая могла взорваться в долю секунды оглушительным выстрелом.
– Дети, говоришь, – вполголоса произнес Джо. – Дети – это хорошо…
Он резко замолчал, так как увидел темный силуэт, пробежавший поперек палаты и шмыгнувший через форточку на улицу. Джо явно почудилось, но он старался не подавать вида, чтобы не разряжать обстановку, а вместе с тем револьвер. Тот же голос, который заставлял не брать в руки пушку, дразнил его: «Джонатан – трус», «Джо – серливый кот, никогда не пользовался пистолетом», «Брось пукалку и не позорься перед начальством», а потом опять – «Ты не сделаешь этого… даже не пытайся». И множество незнакомых голосов. Но Джо не обращал на них внимания, он просто хотел поговорить по душам, высказаться, черт побери, иначе… если этого не сделает, то точно нажмет курок, дабы проверить собственную смелость.
– Знаешь, я тут, пока лежал, много о чем передумал. Подумал о прощении… Долго думал, как могут люди простить предательство? Вот ты, допустим, сейчас извинишься передо мной, а я тебя все равно не прощу. Даже если ты мне яйца вылижешь, моя совесть не проснется после этого, потому что между нами, кроме ненависти и отвращения, больше ничего нет. Да и ты, уверен, даже если извинишься, продолжишь и дальше меня презирать и унижать за глаза, мол, посмотрите, какой неудачник у нас работал… – Джонатан ухмыльнулся. – Помню, в детстве меня обижал один мальчонка, постоянно чего-то доколупывался, особенно при виде моих крутых игрушек. Байстрюком называл, говнюк, знал же, что обидно слышать такое. Однажды я не выдержал, подошел и ударил его со всего размаха кулаком в голову, да так, что бедолага покатился с лестницы. Понимал последствия, но ударил. Забрали того в больничку с сотрясением мозга. Директор вызывает на ковер меня вместе с мамой, говорит, если не принесу извинений, то отчислят из школы или отправят в колонию для таких же малолетних придурков, как я. Мне плевать было на его угрозы. Мне самому захотелось поговорить с пацаном по-человечески, как сейчас с тобой мы разговариваем. И я пошел… Встал с утра, умылся, почистил зубы и пошел в больничку. Прихожу, мама и папа его в слезах, мол, чего приперся. Короче, впустили меня к нему в палату на пару минут. Он открывает глаза, видит меня и говорит: «О-о-о-о, привет, байстрюк! Пришел извиниться… Я тебя не прощу!» Типа вали на хер… Но знаешь, Пол, когда он снова назвал меня байстрюком, мне уже не хотелось извиняться. А с мыслью, зачем такие люди живут, хотелось, наоборот, подойти к аппарату и перекрыть кислород. Вот чего мне хотелось. И когда я прикоснулся к вентилю, чтобы сделать это, почувствовал какое-то облегчение на душе… Мне как-то сразу стало легко… В тот момент, решая, жить ему или умереть, я, понимаешь, Пол, выступил в роли вершителя судьбы. Вот что меня вдохновляло – роль Бога! И я принял решение простить, дать парню шанс, чтобы он изменился. Вот, оказывается, в чем дело – не он должен был меня прощать, а я его. Я вышел тогда из палаты окрыленный и счастливый! Мой внутренний вопрос раз и навсегда решился… А когда парниша выздоровел и пришел вновь в школу, я ни разу больше не слышал, чтобы он называл меня байстрюком. Вот она – сила прощения, Пол!