Ещё и дура-визажистка словно в Неве утопилась. Ни на сообщения не отвечает, ни на звонки. Приходится переодеваться и самой по-быстрому шаманить с макияжем.
– Ты уволена, – констатирую факт, когда дамочка с чемоданом, наконец, соизволяет явиться.
– Пробки!
– Мне плевать. Ты уволена, – защёлкиваю колпачок карандаша для глаз и, поправив длинные жемчужные бусы на шее, выхожу снова искать ассистентку. А если не её, то хоть кого-то, способного подсказать дальнейший план действий.
Нахожу. Правда не совсем тех, кого надо.
– Я её чуть не придушил.
А вот и братишки. Нацепили свои кожаные браслеты, мрачные потёртые шмотки с принтами подстать названию группы и тоже уже готовы к выходу. Хотя сперва сольником на сцену выхожу именно я, и только потом уже наш дуэт.
– За что? За то, что она приехала? – хмыкает Владик, треская непонятно откуда взявшийся мармелад. – Она метит территорию.
– Я ей тысячу раз говорил, что наши отношения не выходят дальше её спальни, – утаскивая у того мармеладного червяка, отзывается Бессонов-старший.
А вот это уже интересненько.
– Полагаешь, её это устраивает? Она хочет больше, чем быть тайной любовницей. Смотри, как бы рот свой не открыла. Потом не оберёшься проблем.
– Не откроет, – надо же, в кой-то веки Ярослав злится, и не я этому причина! – А откроет, сказать ей всё равно нечего.
– Ты недооцениваешь девушек и их фантазию.
– Тут Владислав Владимирович прав, – не могу удержаться от того, чтобы не влезть. И в диалог, и в пакет с чужими сладостями. – Если у женщины есть цель, она способна пойти и по головам.
– Ну да. Тебе ли этого не знать, – Бессонов-старший скользит по мне оценивающим взглядом, скептически выгибая бровь. – С каждым разом одежды на тебе становится всё меньше. В какой момент ты выйдешь к зрителям с одними фиговыми листами на сосках?
Вместо ответа манерно прокручиваюсь вокруг своей оси, чтобы он смог рассмотреть всё получше. Потому что ему нравится, я же вижу. Черный боди и каблуки – это всегда беспроигрышный вариант. Мозги отключает мужикам на раз-два.
– Эва, вот вы где! – а вот и ассистентка-потеряшка с глазами по пять рублей. Бедная девочка сейчас инсульт схлопочет от перегруза свалившихся на неё обязанностей. – Ваш выход через четыре минуты.
– Да хоть через одну. Куда топать?
Туда. По выстроенному карману, прямиком к поставленной на первом этаже сцене. На которой как раз заканчивает выступление один из именитых сынулей, чем папаша был лет сорок назад мега популярным, и это…
Полное днище. Реально.
Самое страшное для артиста – выйти на сцену и получить мёртвую аудиторию. В прямом смысле мёртвую, когда в наличие имеются лишь жидкие аплодисменты из вежливости и отсутствует всякое взаимодействие.
Провожают восвояси оскорблённого пацана и вовсе гробовой тишиной. Ведущий как-то пытается скрасить ситуацию болтовнёй, однако это позор такого уровня, что стыдно становится даже мне. И стрёмно. Вдруг и меня так же холодно встретят.
Нет.
Утопая в присвистах и выкриках, выхожу под свет софитов, где танцевальная труппа уже заняла свои позиции. Основная импровизированная площадка между бутиками, четыре этажа с балконами, эскалаторы – с каждого угла, с каждой стороны чувствую на себе прожигающее до костей внимание.
Восхищенное, осуждающее, любопытное – неважно.
Важно, что оно есть.
Важно, что народ снимает меня, пишет рилсы и выкладывает посты. Сарафанное радио во все времена являлось лучшей рекламой. Именно ради него мы и выступаем на таких бюджетных мероприятиях. Чтоб лишний раз засветиться.
