– Ну, что скажете? – рассмеялся он, поворачивая колесо на боку камеры.
Зашипел воздух, и мгновение спустя часы уже лежали на ладони Ниссинга, заиндевевшие от вакуума и, возможно, от энергетического воздействия, которому подверглись.
– Все так же тикают и показывают верное время. – Ниссинг перевернул часы и показал строчки, выгравированные на их задней крышке. – Вне всякого сомнения, это мои часы, целые и невредимые, с той же надписью. Что скажете, О’Хара? Вашей «Интернэшнл фандс» это интересно?
– Можете хоть последний доллар поставить, что да, – весело ответил Джефф. – Демонстрация просто великолепная, и…
– Не желаете ли ознакомиться с приборами и принципами их действия, мистер О’ Хара? – вкрадчиво вмешался Фаркухар. – Я всего лишь деловой партнер и ничего об этом не знаю. Почему бы вам не задержаться и не побеседовать с профессором Херингбутом, не спросить его обо всем, о чем пожелаете? Нам с мистером Ниссингом нужно пока кое-что обсудить. Мы скоро вернемся.
Умелая рука мошенника уже подталкивала комиссара к двери. Джефф поспешно размышлял. Здесь они не могли провернуть с Ниссингом никакого трюка, так что, похоже, это была всего лишь вежливая уловка, чтобы разлучить его с Джеффом. Но пока все шло удачно, и уж точно худого коротышку-лжеученого можно было не бояться. Джефф слегка размял мышцы под пиджаком.
– Конечно, пожалуйста, – искренне сказал он. – А мы с герром доктором-профессором пока приятно побеседуем.
Дверь закрылась, и Джефф повернулся к лжеученому. Тот шел к нему, подняв руку, словно желая обменяться рукопожатием. Джефф хотел что-то сказать, но запоздало сообразил, что доктор держит его за руку, зачем-то пытаясь ее вывернуть.
– Эй! – сказал Джефф, морщась от боли.
Тут в голове у него раздался хруст, и наступила тьма.
Сознание возвращалось в компании разнообразных неприятных ощущений, которые он пытался побороть, еще не открыв глаза. Наконец подняв веки, он увидел плавно покачивающийся потолок; остановить его удалось лишь ценой крайне мучительного сверхнапряжения мысли. Потолок был пыльный и потрескавшийся, весь в паутине, с единственной грязной лампочкой в проволочной сетке. У Джеффа болела шея, болела голова, а желудок болтало, словно щепку в штормовом море. Он попытался оглядеться, но перед глазами вспыхнула молния, и он глухо застонал.
– Ну наконец-то проснулись. В вашем возрасте вредно так надираться, Dummkopf[3].
Услышав знакомый скрипучий голос, Джефф снова усилием воли заставил себя открыть глаза и прищурился. Напротив него сидел худой старик с пучками седых волос за ушами; старомодное пенсне в позолоченной оправе еле держалось на красном носу.
– Доктор-профессор Херингбут, я полагаю? – При каждом слове в голове Джеффа отдавался мощный удар барабана.
Херингбут отвернулся от захламленного лабораторного стола и, моргая, уставился поверх пенсне на Джеффа.
– Вы знаете, как меня зовут? – спросил он.
Джефф медленно приподнялся и сел на край жесткой койки:
– Вы меня тоже знаете, профессор. Джефф О’Хара из КБОККа. Вы однажды получали у нас грант.
– Ага… то-то ваше лицо показалось мне знакомым. Конечно же О’Хара. Годы вас не пощадили: волос поменьше и все такое прочее. Ну и пьете не в меру.
– Это парни наверху так меня отделали, док. И я не пьян. Всего лишь контузия, ссадины и ушибы. У меня голова раскалывается.
Херингбут слез с высокого табурета, семенящей походкой подошел к Джеффу и приподнял его веко, словно чистящая камбалу жена рыбака.
