Это было слишком невероятно.
– Совпадение, – неуверенно предположила Вика. – Так бывает.
– Нет, ты еще не все знаешь! – все так же лихорадочно шептал Козлов. – Это не в первый раз! Это уже было!
И он, корчась от все больше охватывающего его ужаса, рассказал о том, как убивал во сне старуху и как потом, проезжая в автобусе, случайно узнал дом, виденный им во сне, и как все совпало: и дворик, и детская площадка, и лестница, и та самая дверь.
– А старушка? – спросила Вика, глядя на Козлова остановившимися глазами.
– Ее действительно убили!
Козлов вскинул голову и закричал, брызгая слюной:
– Убили! Это все было в действительности! И это сделал я!
Вика вскочила, опрокинув при этом стул, но не убежала, лишь отступила на шаг и рассматривала беснующегося Козлова с нескрываемым ужасом.
– Я едва с ума не сошел, когда про старуху узнал! Я не могу так больше! Не могу! Не могу! Я и уехал, потому что испугался, и мне это даже помогло поначалу, а сегодня ночью все началось заново!
Он обессилел от собственного крика и замолчал, только тяжело, с хрипом дышал.
– Я не знаю, что это, – сказал наконец. Но теперь его голос был тих и бесцветен. – Ну не лунатик же я, в конце концов, который бродит ночами по улицам, не отдавая себе отчета в происходящем. Ведь в ту ночь, когда погибла старуха, я дома был! И ты со мной была! Это та самая ночь! Первая наша с тобой ночь! Ну скажи, ведь я не уходил никуда?
Козлов смотрел на Вику с надеждой, смешанной с безумием.
– Ты видела, что я с тобой?
Вика молча и торопливо кивнула.
– Но почему же тогда я все знаю? В подробностях, будто это происходило со мной!
Козлов стал совсем бледный. Как хорошо отбеленная вата.
– Скажи мне! – закричал он. – Скажи! Иначе я сойду с ума!
Большаков пришел к доктору Хургину один. Сел на предложенный стул, обвел усталым взглядом яркие картинки за спиной врача. У него были темные круги под глазами, и Хургин это сразу про себя отметил.
– Не всегда получается с сыном к вам приходить, – сказал Большаков, будто извинялся. – Все больше жена его сопровождает. А сегодня вот вырвался.
– Вы один?
– Да. Хотел поговорить с вами.
– О сыне?
– Да. Я все время в напряжении. Будто жду.
– Чего?
– Не знаю. Каких-то неприятностей с Виталиком. Припадка, например.
– Его может и не быть.
– Совсем?
– Совсем. – Хургин говорил мягко, и в его голосе Большакову опять слышалась лживость. – А вы, кстати, таблетки принимаете?
– Какие?
– Которые я вам прописал.
– А, эти, – вспомнил Большаков. – Да, принимаю.
– Помогает?
– Да, – ответил неуверенно Большаков. – Мне от них легче.
Хургин вздохнул.
– Так не пойдет, – сказал он.
– Что именно?
– Предписания врача надо выполнять.
– Вы о чем?
– О таблетках. Ведь не принимаете вы их.
Большаков задумался.
– Да, – кивнул он после паузы. – Не принимаю.
Он при этом посмотрел довольно дерзко, будто хотел сказать: ну и что мне за это будет?
– А почему?
– Пустое дело, как мне кажется, – продолжал дерзить Большаков. – Желудок лечить или сердце, к примеру, – это я понимаю. А эти ваши таблетки от чего?
– От настроения вашего жуткого, – сказал Хургин. – Я по-простому объясняю, чтобы вам понятно было. Вы находитесь в состоянии перманентного стресса.
– Еще бы, – огрызнулся Большаков. – При моей-то работе…
– Тяжелая работа?
– Очень.
– И ночами приходится работать?
– Да.
– Вот мои таблетки вам и пригодились бы.
– Вы так думаете? – спросил без особого энтузиазма Большаков.
