Пристанище для уходящих. Книга 2. Обреченность - страница 2

Огонь. Мне нужен огонь. Лес, закат и огонь.

Ветки и листья сгорали, а вместе с ними прошлая жизнь: жизнь, где я оказалась заложницей обстоятельств, пленницей чужих решений, утратила свободу воли, превратившись в символ власти. Пусть все сгорит. Теперь мои решения – только мои.

Я бесцельно шла на юг уже месяц, заботясь только о поиске пропитания и местах для ночлега. Не знаю даже, в какие края забрела. В лесу отвыкаешь от слов и вопросов даже самой себе: к чему их задавать, если некому ответить? Я прежняя – мертва, значит, вопросы тоже. Теперь будет так, как я решу.

Огонь почти потух. Накануне шел дождь, ветки отсырели – трещали и плохо разгорались. Надо бы подкормить костерок чем-то сухим, если такое еще осталось в рюкзаке. Я покопалась в карманах. Деньги, поддельные документы и записка от Курта с телефоном его племянника для костра не подойдут. Отцовские часы и нож в тайном кармане рюкзака лежали на месте. Рукоятка ножа привычно легла в ладонь. Он – все, что осталось от Келли, женщины, которая меня вырастила.

Я с трудом стряхнула наваждение, будто Келли все еще жива, вот-вот выйдет из-за деревьев и скажет что-то вроде: «Опять прохлаждаемся?» или «Готовься, утром выезжаем». Весь месяц меня все сильнее накрывало это ощущение, и я оттягивала возвращение к цивилизации как могла – смаковала чувство по имени «Келли». У нас с ней всегда был план, мы всегда знали, что делать. А сейчас? Сейчас бы ее совет пригодился как никогда. Например, что мне делать дальше?

На самом дне рюкзака лежало письмо от матери. Я его так и не прочитала. Можно прочитать и сжечь или просто сжечь; но чем больше я на него смотрела, тем сильнее сомневалась. Держащая конверт рука неожиданно показалась чужой, словно принадлежала кому-то другому. Послание адресовано незнакомке, не мне, но вдруг когда-нибудь она захочет узнать, что ей написала мать, которой у нее не было?

Я запихнула письмо обратно и подкормила костер запиской Курта. Цифры на ней я давно запомнила благодаря эйдетической памяти. Огонь разгорелся. Лес притих, воздух потяжелел, небо потемнело еще больше: похоже, опять будет дождь.

Кусты впереди зашуршали, и на поляну вышел человек. Келли!

Как такое возможно? Она жива?!

На секунду сознание поглотила уверенность: конечно жива! Утром мы поедем к вулкану Маунт Худ, как и собирались. Ничего плохого не случилось.

Глазам, привыкшим к свету огня, силуэт казался темным пятном в сумерках, но потом он шагнул ближе.

На меня пялился бородатый мужик в старой джинсовой куртке, давно пережившей свои лучшие времена. В руке он держал ружье. Следом вышел еще один: тоже бородатый с всклокоченными волосами и в грязной одежде. Он криво ухмыльнулся и сбросил с плеч тушу косули. На куртке остались бурые пятна. Я похолодела от неожиданности, испуг забился в висках. Из леса вышла реальность, а вовсе не Келли.

– Смотри-ка, кто развел костер в заповеднике! – Лохматый улыбнулся и шагнул ближе. Нас разделяло ярдов пять3. – Могли не торопиться, она попалась бы первой.4

Они переглянулись. Бородатый усмехнулся и тоже двинулся ко мне.

– Надо же, какой подарок. И откуда ты тут взялась? – Лохматый обошел костер справа, не отрывая от меня взгляда.

Ветер принес запах его пота. По спине побежали противные мурашки, и я сжала лямку рюкзака – если бежать, то быстро.

– Ты одна? – Бородатый подошел слева и аккуратно положил ружье на землю.