Я снова покосилась через плечо, после чего склонилась поближе к жрице. Нас можно было принять за подружек, сплетничающих о мужьях или обсуждающих тех привлекательных танцоров, что все еще не покинули площадки. Обычный разговор о любви, ни слова о религии и мятежах.
Хотя, по правде сказать, я надеялась, что одно приведет к другому.
– Горе тебе, Домбанг, – еле слышно произнесла я, – ибо я видела день спасения твоего.
Явился мне змей с человечьим лицом,
Красный как кровь, с огненными глазами,
И возгласил мне так: «Горе утратившим веру.
Горе робким. Горе отрекшимся от богов».
Трижды он повторил: «Горе, горе, горе» —
И вонзил мне в плечо ядовитый зуб, и увидела я
Кровавые длани, десять тысяч кровавых дланей
Вздымались из вод, сокрушая город.
Я видела: огнепоклонники сгорают в своем огне,
Их лживые языки, повторяя молитву, пылают.
Я видела гадючье кубло: черные змеи изгоняли зелень,
Три тысячи витков сжимались все туже и туже.
Я видела, как аспиды всплывали из вод.
Видела, как они пожирали сердца иноземцев.
Я видела тысячи голов, тысячи безглазых голов;
Из мякоти их мозгов проросли цветы дельты.
Я видела, как мужи и жены давятся иноземными монетами.
Я слышала их вопли, когда золото капало с их уст.
Я видела зверей из вод на алтарях.
Их разверстые пасти гласили: «Горе, горе, горе!»
Горе тебе, Домбанг, потому что я видела день спасения твоего.
Видела день и час возвращения наших богов.
Горе, горе, горе тебе, Домбанг, ибо я видела это:
Кровь, огонь и бурю. И они грядут.
– Порядочно горя. Чрезвычайно мрачное пророчество. Хотелось бы мне хоть раз до ухода к богу услышать радостное. – Эла понизила голос и с важностью изрекла: – И будешь ты слизывать мед с ее сладких губ, да, и это будет очень, очень, очень хорошо!
– Счастливые не сочиняют пророчеств.
– Пророчеств вообще не положено сочинять. Устами пророков вещают боги. В этом суть пророчеств.
– Только боги Домбанга давным-давно ушли, – кивнув, напомнила я.
– Они вернутся, – бодро возразила Эла. – И скоро! Так сказала Чонг Ми.
– Чонг Ми полторы сотни лет как умерла, – язвительно сообщила я.
– Кто знает, может, для бога это не срок? – развела руками Эла. – Для него и десять тысяч лет – единый миг. Очень вероятно, век-другой для него – это скоро.
– У меня нет веков в запасе, – угрюмо проговорила я. – И десяти тысяч лет тоже. У меня четырнадцать дней.
Эла прищурилась:
– Неужто ты не в силах полюбить без помощи ушедших богов Домбанга?
– Честно говоря, не думаю, – устало вздохнула я.
– И мы возвращаемся к нависшему над городом восстанию.
– Домбанг так до конца и не смирился с аннурским владычеством, – кивнула я. – Пять лет назад город стоял на грани открытого мятежа.
– И что было дальше?
– Дальше был Рук Лан Лак.
Эла поджала губы:
– Твой дружок в одиночку подавил восстание?
– С четырьмя временно подчиненными ему аннурскими легионами.
– Военный! – мурлыкнула Эла. – Обожаю военных.
– Бывший военный. Когда здесь стало жарко, Аннур отправил его в город командовать зелеными рубашками.
– Городская стража, – скривилась Эла. – Эти похуже будут.
– С тобой согласится весь Домбанг, особенно после того, как Рук вырвал глотку местному сопротивлению.
– Он недоделал работу. Мятежники с вырванной глоткой неплохо управились с мостом.
– Аннур двести лет пытался покончить со старой верой, с самого завоевания, – кивнула я. – А сумел в лучшем случае загнать ее в подполье.
Эла покрутила бокал с вином.
