Я прикрываю глаза и вздыхаю. Папа служит по контракту, и это нужно принять. Только сделать это не позволяет одно лишь осознание: он находится там, где идет война, его вечно отправляют в горячие точки. И как только мама справляется – загадка. У нее на этот счет всегда одно объяснение – любовь. Они живут так вот уже двадцать лет. Изредка, несколько раз в год, у папы появляется возможность взять перерыв: пожить дома, побыть с нами. И в такие периоды мы не расстаемся ни на секунду: что-то придумываем, гуляем, стараемся, чтобы каждое мгновение врезалось в память.
К примеру, в прошлом году нам с Брук пришла идея отправить родителей в Лас-Вегас в путешествие за романтикой, но мы не сумели накопить нужную сумму денег. К счастью, другой вариант почти сразу нашелся: ужин в ресторане и поездка на двухэтажном автобусе в центр Лондона, что, кстати, было очень символично – они впервые встретились в таком же. Впрочем, в подробности знакомства родителей нас с Брук не посвящают: папа по этому поводу всегда отшучивается, точно так же, как и мама, каждый раз таинственно ему улыбаясь.
Я тру виски, расплываясь в трогательной улыбке. В дверь стучат, и я слышу учащенное дыхание сестры. Она изрядно запыхалась, пока поднималась по лестнице.
– Хей. – Брук тихо бросает свое любимое слово-обращение. – Джи-Джи, пожалуйста, открой. Я хочу поговорить.
Молчу, но на душе кошки скребут. Открывать ли ей? Вряд ли Брук, отправляя меня в лагерь, преследовала какие-либо корыстные цели. Наверное, она хотела, чтобы я отвлеклась и хорошо провела время вдали от дома. Но что меня обидело, так это фраза о Дарене. Ведь ей отлично известно, что меня чертовски ранят любые упоминания о нем.
– Я давно не видела тебя по-настоящему счастливой, – признается она, и мое сердце, кажется, в ту же секунду совершает кульбит, – но мне так хочется… Правда, Джит. Я ведь не чужой тебе человек. Просто попробуй отбросить все эти тупые комплексы.
Я злюсь, и от злости стискиваю зубы. Злюсь не только на Брук, но и на себя – за то, что позволила ей так думать. Думать, что я – ходячая ошибка, вечно грустная и несчастная.
– Спасибо за заботу, – выдавливаю я из себя, а затем быстро встаю и начинаю искать свой спортивный костюм. Мигом переодеваюсь. Все, чего я хочу сейчас, – это побегать в парке с музыкой в наушниках. Поэтому я в спешке завершаю свой образ серыми кроссовками и наконец открываю дверь Брук. Она стоит как вкопанная, ожидая моих дальнейших слов. Однако я лишь молча целую ее в щеку и прохожу мимо.
– Я на пробежку, вернусь позже. – Я почти дохожу до лестницы, но потом вспоминаю и добавляю: – Кстати, как давно ты начала фанатеть по Стайлсу?
Прищуриваю глаза, наблюдая за тем, как щеки сестры наливаются краской. Вижу неподдельное счастье на лице Брук. Она рада, что я спросила об этом.
– Даже не ожидала, что ты заметишь, – язвит Брук, отводя глаза к потолку. – Уже как год, Джи.
– Сегодня ночью познакомишь меня с его творчеством, – напоследок кидаю я и спускаюсь вниз.
Пора обратить внимание на интересы близких и перестать быть такой эгоисткой. После победы в конкурсе, стыдно признаться, я чувствую себя как-то иначе. Может, это предчувствие чего-то нового? Не нахожу ответа. Очень хочется поскорее сбросить напряжение, именно поэтому в следующее мгновение я вылетаю из дома, громко хлопнув дверью.
Иногда нам кажется, что мы способны на многое в одиночку, и в этом есть доля правды. Однако неоспорима и другая истина: разве не наши близкие люди подталкивают нас к принятию важнейших решений, к совершению разных поступков? Если кто-то спросит, люблю ли я бегать, то я, несомненно, кивну. Но таким образом я солгу. Безусловно, бег помогает мне совершенствоваться, но это не моя заслуга, а Дарена. Именно он заставил Джитту Эвердин выбраться со дна и снять клеймо «жирной неудачницы». Именно он каждое утро занимался со мной на заднем дворе. Бегал, показывал упражнения, даже согласился выполнять их вместе, чтобы я ощущала его поддержку. И я ощущала. Всегда.
