– Ну что ж, тогда бери меня в ученики, – встаю со стула, потягиваясь.
– Ну раз хочешь помочь, мой руки, – как-то странно смотрит на меня. – Будешь делать всю грязную работу.
– Нисколько не удивлена, – усмехаюсь. – Типичная позиция Святого – грязная работа не для тебя.
– Конечно! – восклицает. – Посмотри на эти руки, – протягивает ко мне татуированные ладони, – они не созданы для тяжёлой работы. А ты вчера заставляла их убирать, отмывать всё да ещё и с хим средствами, – смотрит с упрёком, но улыбаясь. – Совсем нет в тебе жалости, Цветкова.
– Умолкни, Черкасов, – отмахиваюсь от этого клоуна. – Говори, что делать.
Свят быстро распределяет обязанности, и мы готовим, как он сказал, его коронное блюдо – пасту карбонара.
– Да кто так режет?! – возмущается Черкасов, наблюдая, как я нарезаю ветчину. – Такими кусками только давиться. Дай сюда.
Подходит, аккуратно забирает нож и движением бёдер отталкивает меня в сторону.
– Да какая разница, – пожимаю плечами, улыбаясь. – Но блюдо твоë, так что вперёд.
– В холодильнике сыр, надо натереть его на тëрке, она в нижнем шкафчике справа, – кивком головы указывает, где именно.
– Слушаюсь и повинуюсь, шеф, – делаю неуклюжий реверанс под смех Свята.
Когда паста наконец готова, мой желудок, не стесняясь, требует подкрепиться.
– Пахнет божественно, – наклоняюсь к сковороде и втягиваю запах, прикрывая глаза.
– Пробуй, – Черкасов насаживает спагетти на вилку и, покрутив её, осторожно подносит ко мне, приподняв брови. – Не бойся, не отравлю.
– А я и не боюсь, – смотрю ему в глаза и открываю рот.
Осторожно даёт мне попробовать, и я от наслаждения закрываю глаза. Это нереально вкусно.
– Ну как? – кладёт вилку на стол и смотрит выжидающе.
– Безумно вкусно, – киваю головой. – Признаюсь, в этом ты профи.
– У тебя… – делает шаг ко мне, поднимает руку и большим пальцем медленно проводит по моей нижней губе.
Мы стоим близко. Слишком близко. Черкасов убирает палец, а я облизываю губу, к которой он только что прикасался. Глаза Свята темнеют, и он подаётся вперёд, ещё сокращая расстояние между нами. Моё сердце начинает биться быстрее, дыхание становится шумным, а губы приоткрываются. Он замирает, и до меня доходит вся двусмысленность ситуации. Отступаю на шаг, шумно дыша.
– Ты всех девушек, ночующих у тебя, кормишь пастой? – вырывается слишком резким тоном.
– Они сразу уходят, – отвечает и стискивает зубы, словно злясь на меня.
– Удобно, – ухмыляюсь нервно. – Не надо продукты на них переводить.
– Иди переоденься, скоро выходить, – Свят отворачивается к раковине и включает воду. – И не ходи так дома. Выглядит не очень.
– Что? – такое чувство, словно меня окатили холодной водой.
Осматриваю себя – чёрные домашние свободные спортивные штаны на завязках и белый широкий кроп-топ, открывающий живот. Что здесь выглядит не очень? Чувствую, как щëки начинают гореть от несправедливых слов.
– Да иди ты, – зло бросаю и быстрым шагом иду к шкафу.
Хватаю джинсы и футболку с простым буквенным принтом и ухожу в ванную. Его внезапные смены настроения хуже, чем у беременной девушки. Ту хоть понять можно, а поведение Черкасова вообще за гранью восприятия: то он нормальный, а то становится надменным надутым павлином.
Зло срываю с себя одежду и кидаю её в корзину для белья. Натягиваю джинсы и футболку, собираю волосы в пучок и выхожу из ванной комнаты.
– Поедим и выдвигаемся в "Инжир", – прилетает мне в спину.
