— Давай, лапа, одевайся и топай, — шипит Акаев, затем вручает танцовщице бабки за несостоявшееся выступление.
— Я же говорил, — протягиваю ладонь, куда друг вкладывает купюру.
Мы поспорили, что после нашей ночи с Кариной ему не захочется другую девочку. Так и вышло.
— Не могу я, — плюхается рядом, — она в мозгах прям засела. Вот вроде стриптизёрша, а невинная такая... словно её никто никогда не трогал.
Он выхватывает из моих рук фото. Проводит пальцами по улыбающемуся личику Карины.
— Как думаешь, — закуривает, — Гоша ее... ну того... самого? Трахал?
Молчу. Я и сам долго об этом думал. К сожалению, все факты, полученные мной в нашу первую ночь, говорят в поддержку этой теории. То, как она каменела, зажималась. Словно боялась мужчин...
— Скорее всего.
— Бедная перчинка. Урою мудака! — рычит Марат, — нужно было ещё тогда ему череп размозжить.
— У тебя будет такой шанс. Тогда я оставил его дальше существовать, не зная подробностей. Но я всё выясню. Если он растлил Карину, ублюдку не поздоровится.
— И как ты планируешь узнать? — друг вытягивает ноги, задумчиво глядит в панорамное окно нашего пентхауса.
— Она сама нам расскажет.
И вот, я стою у машины, кручу в руках телефон, жду Карину и Марата. Этот короткий вечер у Антонова стал испытанием моей выдержки. Ревную эту девчонку к каждому столбу. Все богатеи, как увидели ее, сразу захотели себе. Но она не принадлежит им. Эта девочка наша.
Когда вижу их, открываю дверь машины. В этом платье Карри очень красива. Она вообще безумно сексуальная и горячая девочка. После приватной ночи я не мог думать ни о ком, кроме неё. Но мне до сих пор не даёт покоя тот ее левый оргазм. Симулировала ведь! Нахуя?
— Прыгай, — говорю ей.
Девочка повинуется и залезает на заднее сидение.
— Жучок поставил? — коротко спрашиваю Марата.
— Да.
Мы с ним садимся по обе стороны от Карины. Акаев тут же залезает к ней под юбку. Я и сам еле держусь. Но пока лишь смотрю.
Как мурашки ползут по её загорелой коже. Ловлю каждый томный вздох.
— Карри... — рычит друг, — наконец-то ты в наших руках.
Она тяжело дышит. Но молчит. Обычно эта девочка остра на язык.
— Испугалась? — шепчу ей на ушко, прихватывая его губами.
— Ах! — стонет она, затем испуганно таращится на водителя, — может, не здесь? Мы не одни...
— Олежа! — говорю водиле, — закрой шторку. И заткни уши!
— Понял, — он быстро нажимает кнопку и теперь нас троих ничего не сдерживает.
— Стесняешься? — улыбаюсь, наслаждаясь мягкостью ароматной кожи нашей девочки.
— Яр... ох... что вы...
Руки друга уже орудуют под платьем девчонки. Кладу ладонь на внутреннюю часть её бедра. Карина дрожит.
— Ты боишься нас? — шепчу, покрывая поцелуями её шею.
С другой стороны Марат делает то же самое. Но дрожь в теле девочки усиливается. Она не боится. Она до чертиков возбудилась.
— Нет... я... ааааах! — наши с другом ладони ползут выше, к насквозь промокшим трусикам.
— Блядь, перчинка... ты вся мокрая, — шепчет Марат, — твоя киска хочет нас, ведь так?
Девчонка поджимает губы. Стесняется? Или гордость не позволяет признаться. Забираюсь пальцами под кружево, ласкаю её распаленные половые губки. Аккуратные, ровные. Я запомнил каждую родинку на теле своей малышки, каждый изгиб. Её киска — лучшее, что мне удалось испробовать за мою насыщенную жизнь.
— Я... аааах! Боже! Ммм! — выгибается, а мы продолжаем вдвоем ласкать горячую промежность девушки.
