– Пап? Что с тобой? – Лия жаждет рассмеяться, но пока не хочет показывать смешки папе.
– Ничего. Кажется, я могу тебя понять, – гордо произносит он.
– Пап, восьмого числа будешь дома?
– Я не знаю. Мне кажется, что буду очень занят.
– Я понимаю. – Лифт приближается к конечной точке. Опускается вниз, словно качели срываются с петель.
– Не волнуйся, день семейного кино можно устроить и послезавтра, да, Лия? – очень радостно произносит Стас. – Это даже раньше произойдет.
– День семейного кино? – Радость в голосе Лии умирает безвозвратно на сегодняшний день. Они никогда не смотрели фильмы всей семьей. В основном только Лия и Клара находили фильмы с трагической историей или несчастной любовью, а потом, чтобы заглушить поток слез смотрели комедии.
Наконец, двери лифта распахиваются, в пространство проникает сырой воздух. Лия хочет выйти, но папа продолжает свой бред.
– Ну да. Как мама мне сказала, – папа начинает подозревать неладное в настроении Лии.
– Конечно. Только это не все. Открою тебе секрет… – и замолкает. Лия думает, что бесполезно намекать на День Рождения. Кажется, не вернуть предпраздничной ауры, веселой суеты и веру в нереальный подарок. Хочется вырваться из злосчастного лифта, который придерживает башмаком Стас.
– Какой секрет? – очень игриво начинает спрашивать Стас. Пытается сменить тему. Он понял, что попал. Причем конкретно. Он не может вспомнить о дне, когда родилась его вторая дочка. Отец определенно понимает, что натворил дел, которых просто не вытрешь тряпочкой под названием «Прости». Да, есть такие дешевенькие тряпочки. Кстати, существуют и «Извини», «Не хотел». Иногда это дешевенькие тряпочки, как в данном случае, но в других моментах это ткани, сотканные из золота.
– Забудь. Вообще забудь. – Туча черной пеленой повисла над Лией.
– Малыш, я опять провинился?
– На этот раз снова.
– Как? Малыш? О чем я мог забыть? Прости меня. Извини. Не хотел. – Ага, вот и целый набор дешевеньких тряпочек. Не усидеть им на витринах магазина совести.
– Да не парься, уже привыкла. – Вырывается из лифта Лия, успевая нажать на кнопку под номером 6, чтобы папа не последовал за ней, а уехал домой.
– Лия! – только и успевает выкрикнуть Стас в надежде на то, что узнает причину обиды.
Двери закрываются. Сердце Лии замирает. Стас видит только голубые глаза дочери. Голубые, наполненные грустным вопросом. Невинный взгляд невиноватой девочки, проникающий холодным лезвием в сердце Стаса.
Зачем ему этот взгляд. Ее глаза будто говорят: «Пап, хоть раз в жизни…». Может, он старается понять, но не так сильно.
Эти голубые глаза. Цвета призрачного неба. С оттенком проливного дождя. Глаза, внутри которых рушится весь мир. Взгляд, распыляющий туманную даль.
Секунда. Сейчас даже этих глаз не видно. Двери закрылись. Лифт мчится обратно на шестой этаж.
Лия понимает, что папа всегда на работе. Она уже приняла его роль в ее жизни. Но всего лишь один день. Один несчастный, но единственный день невозможно забыть.
Она слышит, как двери снова открываются. Слышит шарканье башмаков папы. Теперь ключ вонзается в замочную скважину. Два механических, скованных железом поворота, и все. Дверь открывается и с грохотом закрывается.
«Ну и ладно. Подумаешь, забыл о моем дне. Да он всегда ставил меня на второе место. Пора привыкнуть. С чего я обижаюсь? Скажу, чтобы подарил мне платье. В качестве извинений. Он никогда не знал меня настоящую. Так пусть думает, что я хочу банальное платьице. Вообще, что я делаю в подъезде. Пойду, как он выразился, заниматься чем-то потрясающим. С чего вообще на него нашло вдохновение? Пытался подстроиться под мое настроение, хотя и понятия не имеет, что я чувствую. Он никогда не понимает меня и одновременно думает, что все знает».
