– Жалко. Она хорошая, хотя и не моя. Может, её кому-то ещё пришить?
– А ты захочешь чужой щёткой зубы чистить?
– Но она же не щётка. Она живая. Разве можно её так?
Генетик странно посмотрел на школьника поверх очков. Потом покачал головой и принялся придирчиво ощупывать и измерять собственно Витин трансплантат. Руки – те, что росли повыше, – мягко гладили учёного по седеющим вихрам.
Уже через полтора часа Витя выходил из больницы при Плантациях с перебинтованным запястьем. Снаружи ждал папа.
– Как настроение, боец?
Витя широко улыбнулся и пока ещё неловко оттопырил вверх большой палец.
– Смотри, что я тебе привёз. – Он протянул сыну солидные часы с широким ремешком.
– Какие красивые! Спасибо, пап.
– Да, тут подбежал ко мне какой-то неопрятный в халате, передал тебе пакет.
Витя недоумённо посмотрел на отца. Потом осторожно раскрыл пакет и увидел довольно странное комнатное растение: левую руку в глиняном горшке. Рука держала записку с коряво-размашистым: «Полстакана молока в день». Витя погладил вдруг ставшие чужими слабые пальцы – теперь они уже не слушались мальчика, но преданно откликнулись на ласку. Улыбнулся, прижал к груди драгоценный пакет:
– Пап, ты же у меня самый-самый смелый? Давай ты скажешь маме, что теперь моя старая рука будет жить у нас на подоконнике?
Всё разрешено!
– Простите, кто последний в очереди на убийство? – спросил я толпу людей в тесном учрежденческом коридорчике.
– А вы в жертвы записываться или?.. – откликнулся старичок в буром костюме и с бородавкой на скуле.
– Да нет, я хотел бы сам.
– Все бы сами хотели. За мной будете.
Я пристроился за бородавчатым, украдкой оглядывая собравшихся. Больше молодых, конечно: кровь бурлит, душа требует справедливости. Вот как у меня, например. Тощенькая остроносая девушка решительного вида, нервный парниша, кучка студентиков, а к ним уже публика постарше: пара прокуренных мужиков, обрюзгшая тётка с недовольным лицом, один попугаистый эстет, оглядывающийся так, будто попал сюда случайно. Ну и прочие, менее колоритные персонажи. Удивительно, скольких совершенно разных людей может объединить жажда крови.
По цепочке мне передали фиолетовый химический карандаш.
– Это зачем? – удивился я.
Недовольная толстуха уничижительно фыркнула:
– Сразу видно: в первый раз в очереди. Запишите на руке свой номер. Вы что же, юноша, думаете один день тут стоять? Простота!
Я послушно записал продиктованные дедулей цифры. Он пошевелил моржовыми усами и мясистым носом и осведомился:
– А вы кого собрались с жизнью распрощать?
Я помялся, но ответил:
– Одного менеджера с работы. Всю душу вымотал, скотина.
– Тогда вас в корпус Г пошлют. Можете сразу там очередь занять. А вы как думали? На подачу документов не меньше недели уходит.
– Я взял отпуск за свой счёт.
– Предусмотрительно, очень предусмотрительно, – заметил эстет, дёргая бровями. Если бы это не был нервный тик, я бы записался за разрешением на нанесение побоев. Очень уж похабно у него с бровями получалось.
– А вы всю аргументацию собрали? – поинтересовался студентик с цыплячьей шеей.
Я показал пухлую папку со справками, протоколами, аудиозаписями, фотографиями, свидетельствами очевидцев и прочими обоснованиями моих претензий. Готовился я долго и обдуманно, семья во всём меня поддерживала. Родные считают, что надо недельку покуковать в очереди, чтобы стать настоящим мужчиной.
– А магарыч? – не унимался старичок.
