Никогда я жизни я не ощущала себя настолько беспомощно. На моих глазах умирал человек, и что-то в подсознании мне твердило, что на врача рассчитывать не приходится. Что все, что я вижу вокруг себя, слишком далеко от того, к чему я привыкла, на что я могла положиться всегда или почти всегда, что лучшее, что я могу, прочесть над несчастной молитву…
Опять молитва?..
— Сестра?
Я не повернула головы, продолжая судорожно ощупывать лежащую женщину, но той, кто заговорила со мной, мое внимание исключительно к ней оказалось не нужно.
— Сестра Шанталь, она совсем как Онория. Не верьте ей, сестра.
Я убрала руку с живота больной и наконец обернулась. На меня смотрела смуглая, похожая на цыганку девушка с вьющимися волосами, и в черных глазах ее плескалось самодовольство.
— Лоринетта хочет отсюда сбежать, — продолжала «цыганка». — Как сбежала Онория. И да хранит нас Лучезарная, никто из нас из-за нее не хочет снова стоять в трехдневной молитве на заднем дворе вместо сна. Помилуйте нас, сестра.
К нам подошла еще одна девушка, почти ребенок, очень похожая на ту черненькую, которая так откровенно и без малейших угрызений совести выдала свою товарку. Я покосилась на стонущую Лоринетту — она напряглась, и гораздо сильнее, чем когда корчилась на полу, ожидая, пока я вмешаюсь.
— Тереза видела, как Лоринетта с кем-то шепталась на заднем дворе, — тихо, чуть кивнув на девочку, проговорила «цыганка». — Да и взгляните на нее, сестра, боль ее больше не мучает. Правда, Лоринетта? Не покарает ли тебя Милосердная за то, что ты врешь сестре под крышей Дома святого?
Лоринетта змеей взвилась с пола, в грязном платье с замызганным фартуком, с растрепанными волосами похожая на помойную замарашку, и рванулась к горлу «цыганки», кто-то взвизгнул, но «цыганка» оказалась проворнее и сильнее и вмиг вцепилась в волосы Лоринетты, опрокинув ее обратно в лужи.
— Ах ты двуличная дрянь! — зашипела «цыганка». — Работать тебе, девке гулящей, тяжко? Так ты же не подыхала с голоду и холоду в городской подворотне! Не ты воровала у торговцев хлеб, чтоб прокормить вон их! — она мотнула головой в сторону Терезы, а я подумала — почему «их»? Тут же одна девочка? — Да ты святым сестрам ноги должна целовать за кров и пищу, паршивка неблагодарная!
Лоринетта быстро пришла в себя. Дотянуться до «цыганки» она не могла, но ударить все равно попыталась.
— Да знаю я, как ты воровала, и кто из нас гулящая? Убери от меня руки, ты, голодранка, проклятое отребье!
— Ты кого назвала отребьем, мерзавка?
Драки — то, что я никогда не могла взять в толк. Бессмысленные попытки доказать кому-то чего-то, но впервые в своей жизни я видела не возню двух нетрезвых баб под смешки делимого мужика и его собутыльников, а жестокую свару по какой-то неведомой мне причине, хотя, казалось бы, обе женщины сказали мне более чем достаточно. Я подскочила на ноги, снова подсознанием отметив, что я молода, намного моложе, чем была… — или чем есть? — обернулась, заметила стоящую рядом бадью — на вид с холодной водой — и плеснула на сцепившихся женщин. Как на дворовых котов, пусть мне никогда не пришло бы в голову обливать ледяной водой животных, но люди — к чему жалеть людей, когда они в состоянии сами отвечать за свои поступки. Женщин тут же растащили подоспевшие… кто они им? Подруги? Приятельницы? Коллеги? Это же прачечная, значит, работа? Что я, которую назвали сестрой Шанталь, делаю в прачечной, жду церковный заказ?
