Выехав из Ньюпорт-Бич в полночь, они приехали в Палм-Спрингс и проехали по центру города, по Палм-Каньон-драйв, в четверть второго. За час с четвертью они преодолели расстояние в девяносто три мили, а значит, ехали со скоростью восемьдесят миль в час. Но Рейчел продолжало казаться, что она тащится, как улитка, все отставая и отставая от хода событий и все уменьшая шансы на успех.
По сравнению с другими временами года лето в Палм-Спрингс с его испепеляющей жарой, свойственной пустыне, привлекало куда меньше туристов, поэтому в четверть второго ночи улицы города были практически пусты. В эту жаркую и безветренную июньскую ночь пальмы стояли неподвижно, как нарисованные на полотне, слегка освещенные и посеребренные светом уличных фонарей. Большинство магазинов было закрыто. На тротуарах – никого. Светофоры все еще переключались с зеленого на желтый, потом на красный, потом снова на зеленый свет, хотя их машина была единственной на большинстве перекрестков.
У Рейчел появилось ощущение, что она едет через город после Армагеддона или что все население вымерло от болезни. На мгновение она поверила, что если включит радио, то не услышит на всех станциях ничего, кроме статического шипения.
С того момента, как она узнала об исчезновении трупа Эрика, Рейчел поняла, что в мир пришло нечто ужасное, и с каждым часом все больше мрачнела. Теперь даже в пустынной улице, казавшейся такой мирной, ей чудилось что-то зловещее. Она понимала, что ее реакция неадекватна. Что бы ни случилось в ближайшие несколько дней, это еще не конец света.
«С другой стороны, – подумала она, – это может быть концом для меня, концом моего света».
Когда машина миновала деловой район, затем жилые кварталы, где обитали менее состоятельные люди, и въехала туда, где селились богатые, признаки жизни стали встречаться еще реже. Наконец Рейчел свернула на Футур-Стоун-драйв и припарковала машину около низкого здания с плоской крышей, типичного примера архитектуры четких линий. Благодаря обилию зелени ничто здесь не напоминало о пустыне – фикусы, бальзамины, бегонии, клумбы с ноготками и герберами… Ни одно окно в доме не светилось.
Она уже сказала Бену, что этот дом тоже принадлежал Эрику, но никак не объяснила цель их поездки сюда. Теперь же, когда она выключила передние фары, он заметил:
– Ничего себе домишко для отпуска.
– Нет, – возразила она. – Здесь жила его любовница.
Мягкого света далеких фонарей хватило, чтобы разглядеть на лице Бена изумление.
– Откуда ты знаешь?
– Немногим больше года назад, как раз за неделю до моего ухода, она – ее звали Синди Уэслоф – позвонила в дом в Вилла-Парке. Эрик не разрешал ей туда звонить, разве только в случае крайней необходимости, и тогда она должна была сказать, что она секретарша одного из его коллег. Синди была страшно зла на Эрика, потому что накануне он ее здорово избил, и собралась от него уходить. Но прежде она хотела, чтобы я узнала, что он содержал ее.
– А ты подозревала?
– Что у него есть любовница? Нет. Но это уже не имело значения. К тому времени я решила с ним расстаться. Я выслушала ее, посочувствовала и взяла адрес дома, так как решила, что он может понадобиться когда-нибудь, если Эрик откажется давать развод и придется доказывать, что он мне изменял. Как ни противно все было, до этого, слава Богу, дело не дошло. А было бы еще гаже, если бы пришлось об этом рассказать, потому что… девушке было всего шестнадцать.
