Джоан душил гнев, она едва сдерживалась, но голос ее прозвучал обманчиво спокойно:
– И что же они подумают?
Если она ожидала, что Сетон смутится и отступит, ее ждало разочарование. Глядя ей прямо в глаза, он сказал без обиняков:
– Что вы хотите заманить их в постель. Деспенсеру явно это пришло в голову.
Быть может, Джоан и понравилась бы дерзкая прямота сэра Алекса, если бы голос его не дрожал от ярости.
– И все это вам поведало мое платье? О, да у вас редкостный талант. А о чем же говорят вам мои туфли? – спросила она со сладкой улыбкой. – Позвольте дать вам подсказку: фраза начинается с «катитесь» и заканчивается словами «к дьяволу».
Но, похоже, рыцарь не оценил ее сарказма.
– Дело не только в платье. Ваше поведение дает повод для крайне неприятных слухов. Как, по-вашему, это выглядит, когда вы с Деспенсером тискаетесь в темном углу среди бела дня?
Значит, он ее видел? Джоан покраснела, хотя не знала за собой вины. Проклятье! Она не совершила ничего постыдного. Лишь использовала то оружие, что было у нее в арсенале, чтобы добыть важные сведения, способные помочь Брюсу в войне. Свою былую уязвимость Джоан превратила в силу. Пришлось заплатить скромную цену, пожертвовать репутацией, но это не давало Сетону права ее судить.
– Я даже думать не хочу, что сказала бы ваша матушка, – прибавил он.
Девушка сейчас же ощетинилась. В словах сэра Алекса было больше правды, чем ей хотелось признать, и это лишь усилило ее злость.
Однако, помня о своей роли и о притворной враждебности к матери, она проговорила:
– Моя мать – мятежница, предавшая своего короля. Она бросила меня, когда мне было двенадцать. Не важно, что она сказала бы или подумала. – Джоан смерила рыцаря жестким взглядом. – Вы не говорили мне, что знакомы с ней. Возможно, тому есть причина? Очевидно, вам не хотелось напоминать людям, что не так давно вы сражались на стороне врага?
Лицо рыцаря залила краска – стрела Джоан попала в цель. Кем он был? Изменником, что переметнулся на вражескую сторону, предав собратьев и своего короля. Ему ли читать ей нравоучения о недостойном поведении и неподобающей одежде?
Неужто этот самодовольный лицемер и моралист – тот любезный галантный рыцарь, что отнес ее в спальню месяц назад? Пожалуй, ей следовало поблагодарить его за то, что он избавил ее от иллюзий.
– Вы неверно судите обо мне, – сухо произнес он.
– Как удобно, – язвительно отозвалась Джоан. – Не припомню, чтобы я спрашивала у вас совета как мне себя вести. И почему бы мне не высказать мнение о вашем «поведении»? Интересно, что бы сказала моя мать о том, что вы перешли во вражеский лагерь? По мне, так пусть лучше меня считают шлюхой, чем предательницей.
Лицо Сетона исказилось и потемнело так, что она едва не пожалела о своих словах. Внезапная перемена казалась просто… пугающей. Джоан не думала, что блистательный рыцарь может выглядеть так устрашающе. Теперь его нетрудно было вообразить грозной тенью в черненом шлеме.
Запоздало спохватившись, она хотела отступить на шаг, но Сетон удержал ее за локоть. Она никогда не испытывала подобной беспомощности в руках мужчины. Его пальцы сомкнулись словно стальной капкан, она кожей чувствовала каждую фалангу.
Святая Мария, ну и сила! И эти руки…
Джоан задрожала.
Она почти забыла, что стоит посреди главной улицы перед входом в лавку, и вспомнила, лишь когда Сетон затащил ее за угол. Очевидно, тот понял, что они привлекают внимание.
