Призрак со свастикой - страница 8



– Куда вы ездили с унтер-шарфюрером Бауэром? – Верест тоже покосился на тело в кустах.

– Полковник приказал проверить дорогу на Козлице – выяснить, есть ли там русские…

– Ну, и как, есть?

– Кажется, нет… Дорога через Мозенский лес на Козлице свободна…

– Сколько ваших в замке?

– Пятнадцать солдат, два унтер-офицера, два офицера – штурмбанфюрер Лямке и штандартенфюрер Лихтенберг…

– Это его замок?

– Да, наверное… Мне все равно…

– Что вывозят из замка?

– Я не знаю… Это забитые и опломбированные ящики, их нельзя открыть… Они были складированы во дворе, погрузка должна осуществиться только после нашего прибытия – в зависимости от информации… Их установят в машины за несколько минут, там восемь единиц груза…

– Сколько машин?

– Два трехтонных грузовика «Opel Blitz», крытых брезентом… Есть еще легковой «Опель» барона фон Лихтенберга. Все машины заправлены бензином…

– Куда должны пойти?

– Этой информацией владеют только старшие офицеры… Думаю, мы должны пробиться на запад, через Кладно, в расположение американцев…

Алексей усмехнулся. Тяжело же им придется. Ключевые трассы контролируют советские войска. Впрочем, существуют объездные грунтовые дороги, на которые никаких патрулей не хватит.

– Рядовой состав – ваффен СС?

– Да, это парни из 3-й роты усиления… Они с боями выходили из-под Аушви… – Парень вдруг опомнился, что сболтнул лишнее, и закашлялся.

Оперативники переглянулись. Эти люди, каким-то чудом выжившие в боях, действительно входили в охранное подразделение концлагеря Освенцим, отбитого еще в 44-м. И вряд ли там все такие сговорчивые, как этот безусый гауптштурмфюрер.

– Раздевайся! – повелительно махнул стволом Павел.

– Что? – хлопнул глазами эсэсовец.

– Раздевайся, говорю, скотина… – Верест подался вперед, надавил стволом в сереющую физиономию гитлеровца.

Тот, давясь рыданиями, безропотно стащил с себя обмундирование, оставшись в исподнем. Котов, придерживая под локоть, повел его за кусты. У парня подгибались ноги, он еле волочил их. Все дальнейшее произошло в молчании – хруст шейных позвонков, хрипы, агония. Оперативники делали вид, будто ничего такого не слышат.

– Звягин, облачайся! – кивнул Павел на разбросанную одежду мотоциклиста. – Быть тебе унтер-офицером. Остальные, слушай мою команду. Мы со Звягиным едем в замок, импровизируем по ходу. Вы выдвигаетесь на передовые позиции, держите на прицеле часовых. Чуть шум – снимаете их, и вперед. Часовые отвлекутся, подставят спины, думаю, справитесь. Да не заставляйте себя ждать, иначе мы с Лехой рассердимся. На случай, если все пойдет не так: ждете пятнадцать минут, гасите часовых и врываетесь в замок. Не можем мы, парни, позволить этой колонне уйти. Чувствую, что не можем…

– Командир, да мы-то справимся, – пожал плечами Окулинич, – но вы-то сами – к волку в пасть, ничего?

– Ничего, – улыбнулся Павел. – Эта пасть уже практически беззубая.

Однако сердце тревожно сжалось, когда они выехали из леса по петляющей дороге. Пасть-то, может, и беззубая, но загнанные звери порой сопротивляются с таким ожесточением, что диву даешься. Мундир эсэсовца невыносимо жал, фуражка тоже была не по размеру, еле держалась на макушке. Он покосился на Звягина. У того, наоборот, облачение Бауэра висело мешком. Не располагает образ жизни оперативника Смерша к пышным телесам. Лямки шлема с защитной сеткой он туго затянул под подбородком. На щеках его проступала бледность, костяшки пальцев, сжимающие руль, тоже побелели.