– Один момент, Геннадий Евгеньевич! – Юля стала чиркать карандашом на бумаге, потом ответила. – На питомниках этой машине делать нечего, остаются молодые посадки, ближайшая в Дубровском лесничестве, четыре гектара, до водоема два километра. На каждый квадратный метр надо вылить как минимум двадцать литров воды, итого на всю площадь потребуется восемьсот кубометров воды. Таким образом, поливалке надо будет более ста раз съездить к водоему. Я что-то сомневаюсь в целесообразности использования этой машины.
– Тем более что на это потребуется более десяти рабочих дней, – добавил Главный инженер, – но выдержат ли посадки, как думаете?
– Я только что приехала от этих посадок, деревца мне обещали, что они потерпят.
– Я понял, Юлия Михайловна, передайте большое спасибо деревцам за терпение. Вам спасибо за информацию. До свидания.
– Юлия Михайловна! – воскликнула Даша. – Вы так по-доброму пошутили, что деревца обещали потерпеть.
– Ты знаешь, Даша. Я не совсем пошутила, мне показалось, очень явственно, что, когда я разговаривала с сосенкой, она мне кивнула макушкой, или, может, у меня мозги набекрень.
И Юля рассказала, что происходило дальше. По мере рассказа Дашино лицо меняло выражение от вопросительного в начале рассказа до восторженного в конце повествования.
– Юлия Михайловна! – воскликнула Даша. – Я так рада за вас. Не беспокойтесь, ничего у вас не набекрень. Это лес признал вас своим другом, в тяжелую пору он успокоит, если захвораете, лес подлечит. Очень немногим лес так доверяет, только тем, кто абсолютно искренне любит растительность. Мой папа тоже был признан лесным человеком, и меня он доверил лесу. Пока я была дошкольницей, мы круглый год жили в лесничестве, у нас там свой дом. Рядом с домом росли два моих любимых дерева, береза повислая и ива плакучая. Однажды трактор, разворачиваясь, содрал кору у березки, из раны тек сок. Я как увидела, что береза плачет, сама расплакалась, обняла ее, стала успокаивать, потом побежала вся в слезах к папе, рассказала ему про березку. Тогда папа погладил меня по голове и сказал, что я должна полечить березу, что я молодец, раз переживаю за нее. Он дал мне мазь, велел замазать рану, сказать березе, что ей будет не больно, все зарастет. Я схватила мазь, прихватила из аптечки бинт и сделала все, как сказал папа. Потом обняла березу и стала ей петь колыбельную песенку, которую мама мне пела. Представляете, береза обвила меня свисающими ветками. Я тогда ничего не поняла, восприняла это как должное, а уже в школе я осознала, что это было необычное явление. Папа мне объяснил, что я еще в детстве стала лесным человеком, что этим надо дорожить. Ива плакучая росла на берегу небольшого пруда. В детстве я часто играла в ее тени и тоже с ней разговаривала, рассказывала о своих радостях и печалях. Ива всегда махала мне в ответ своими ветками, похожими на девичьи косы. Два года назад, летом, когда я была в лесничестве, маме позвонили из больницы, сообщили, что папа скончался. Мама как села на диван, так и сидела, ничего не соображая. Я вся в слезах бросилась к иве, обняла ее, уткнулась лицом в ее ствол, реву, не знаю, что делать, а ива всеми ближайшими ветками накрыла меня, как шалью, я плакать перестала, какие-то мысли в голове появились. Вдруг слышу, не ушами, где-то внутри себя, голос: «Действуй, мама не сможет, иди все организовывай, теперь ты глава семьи, вместо папы, пора». Я отняла лицо от ствола, осмотрелась, ветки висели, как всегда, слегка покачиваясь на ветру. Вот, Юлия Михайловна, хотите – верьте, хотите – нет, но так было. Я ничего не фантазировала.
