Вот тут в рассказе появился первый сбой. Ромка жил в районе Ржевка-Пороховые. Путь от мастерской на Марата не близкий. А по словам Лёсика – он только мост перешёл. После очередного пробуждения эта картина смылась начисто, действие перенеслось к дому Грини. Лёсик вышел из парадной в раздражении. Брата он застал дома, они с Ромкой курили травку и были дураки дураками. Неудивительно, что Гриня забыл про встречу у отца. Он и Лёсику предложил курнуть, но тот отказался, обозвал Гриню придурком и отбыл, сетуя на потерянный день. Последнее, что припомнилось, как он идёт в сторону метро по одному из проходных дворов, а на него озадаченно глядит пожилой дядька в немодном плаще болонья.
Потом пошли разрозненные отрывки. Подвал… он ползёт, обдирая руки о каменные выступы… вот откуда обломанные ногти!.. натыкается на кучи разного хламья. Незнакомая лестница… женщина в испуге отшатывается: «Наркоманы проклятые!»… он силится сказать: не-е-ет, – и вдруг оказывается на крыше. Смотреть вниз совсем не страшно… он наклоняется, чтобы разглядеть малюсеньких человечков, игрушечные машинки… Держится за антенну и качается вместе с ней… Бабку припомнил – это уже у метро – она суёт ему в рот чёрные таблетки, а он лежит на скамейке, рядом народ гомонит: вроде живой… надо скорую… милицию…
Тут появилась Лина, как всегда открыто-позитивная, пахнущая французскими духами, в платье с глубоким вырезом. Дарине так и представилось, как после телефонного звонка она тут же ринулась к шкафу, перебирая наряды, а потом в ванную – наводить марафет. В этом вся Лина – она обязана быть сногсшибательной при любом раскладе. Это входит в программу лечения, производит психотерапевтический эффект. Даже Лёсик, выплывая в очередной раз из глубин беспамятства, при виде Лины заулыбался, руки к ней протянул вроде как обниматься, но в последний момент передумал, стал крутить ладонями, будто дежурному санитару показывал их чистоту.
Лина, болтая и кокетничая, измерила пульс, давление, достала блестящий молоточек, постукала по голым Лёнчиным коленкам, поводила перед глазами. Дарина пересказывала похождения сына, тот слушал с интересом, потому как сам опять ничего не помнил. «Так, может, ты всё-таки курил травку?» – вполголоса спросила Лина, припомнив историю с глюками и походом в ментовку. Но Лёсик спокойно и убедительно отрицал – нет и нет, и вообще – никогда! Она достала ампулы, шприц и сделала Лёнчику два укола, после которых он вскоре спокойно заснул.
И только уходя, почти в дверях, поправляя закрученный вокруг шеи модный шарф, успокоила: «Теперь должно быть всё в порядке. Это типичная картина сумеречного сознания, может иметь разные причины. Надо показать в Институте мозга. Я позвоню, когда договорюсь».
Лина оказалась права: наутро Лёсик проснулся совершенно здоровым. Но ничего не помнил, в том числе и визита Лины. В Институте мозга ничего определённого сказать не смогли – энцефалограмма отклонений не показала. Надо было сразу, в тот же день обращаться, посетовали медики. «Они конечно же думают про наркотики, сейчас это сплошь и рядом», – сказала Лина после посещения светил.
Лёсик же думал об этом постоянно, и про тот случай во дворе тоже. Только это были явления разного порядка: там он видел то, чего не было, и отчётливо помнил малейшие детали, в этот раз что-то действительно с ним происходило, только он всё забыл. Даже когда Дарина пересказывала от него же услышанное, воспринимал как сюжет психологического триллера.
