Призраки урочища страха - страница 7

– Где власть, дура? – неожиданно рявкнул Иван.

Спорить с этим страшноватым бугаем, в общем – то неробкая Людка, которая боялась только своего Серегу, не стала.

– Пьет он, День пограничника через месяц. Это святое! А участковый в отпуске. Нету власти.

Иван как-то по-детски вздохнул и сел на тревожно скрипнувший под ним стул.

– Плохи дела, – он потеряно посмотрел на Людку, – Нехорошие дела в тайге. Нехорошие. Скажи Сереге, если что, пусть вызовет милицию и прочешет Пьяную гору. Вот по этому номеру позвонить надо. Скажешь, что телефон Вырин Иван дал и помочь просил. Да не потеряй номер, корова! Беда в тайге.

Он говорил, захлебываясь, странные жуткие слова, выплевывая их, остервенело со страхом и злобой. Обалдевшая от страха Людка, охваченная непонятной жутью, не сводила глаз с угрюмого звероватого мужика. Иван встал, сунул ей замасленную бумажку и, задев головой дверной проем, вышел, забыв закрыть за собой дверь. Больше его в деревне никто живым не видел.

Через несколько дней, волоча перебитую ногу, прибежал к дому его пес Сокол, долго уныло и страшно выл под окнами, весь взъерошенный с вставшей на дыбы шерстью, Из оскаленной морды шла пена, острые уши прижаты, ухо разодрано до половины, бок в крови. Людей к себе не подпускал, но так страшно выл под окнами, что Серега, которого оставшаяся за всю сельскую власть Людка притащила к пустому дому Ивана, пристрелил пса и долго молчал, глядя на его худое ободранное туловище. Вот тогда, покрутив бумажку, оставленную ей Выриным, он и велел ей по рации вызвать милицию. Людка сама не помнит, что молола по той рации. В милиции решили, что село, по меньшей мере, захватили террористы, так она выла и причитала.

Село было совсем не маленьким, но заброшенная деревушка в далекой тайге давно была забыта людьми и богом. Деревня быстро приспособилась к новым временам. Те, кто приехали сюда в благословенные советскиегода, либо быстро испарились, прихватив с собой немудреное имущество, а заодно и технику богатого леспромхоза, либо тихо спивались, проклиная все новое и взахлеб вспоминая ящики тушенки и сгущенки, бдительно распределяемые предприимчивым профкомом. С годами ящиков в разговорах становилось все больше, речи злее, а жизнь этих выброшенных на обочину людей все тоскливей и беспросветней. В деревне процветали старожилы. Их было не так уж мало. Десятка два добротных рубленых домов, огороженных плотным нерусским забором, за которым захлебывались лютые псы, вызывали зависть, стояли трактора и косилки, поблескивали неизвестно откуда и зачем появившиеся, невиданные раньше иномарки.

Кормила тайга. Неласковая к чужим, она щедро одаривала тех, кто умел жить по ее законам. Летом заготавливали дорогой кедр, травы, драли кору, возили, собирали редкостную и ценимую на вес золота в городе смолу-живицу, потихоньку мыли золотишко. Зимой охотились на пушного зверя, продавали к новому году заезжим коммерсантам, которых становилось все больше, новогоднюю ель и пихтовую лапку, круглый год валили кедр, сосну, и машинами те же коммерсанты за хорошие деньги забирали все это добро. Богатеющие горожане строили дорогие коттеджи, и леса было надо много.

Начальство Комсомольск не навещало. Зимой сюда на новомодных машинах не попадешь, летом иногда добиралась власть на вертолете. Привозили припасы, продукты, При виде странных, черных фигур местных жителей, подталкиваемые темными, настороженными взглядами, приезжие торопились скорее уехать и быстро исчезали в черном чреве вертолета, облегченно захлопывая за собой дверь.