Коммерческий талант Олега был оценён, ему предложили перебраться в Санкт-Петербург. Лене очень не хотелось покидать город, но она была воспитана так, что должна без возражений следовать за мужем. Она и последовала. Жизнь её мало изменилась. По-прежнему сама вела хозяйство, занималась детьми, обустраивала и обживала новую квартиру. Муж всё так же пропадал, встречаясь, они о чём-то говорили, но не слышали друг друга.
В свободное время Лена гуляла по граду Петрову, но суровая его красота не трогала её, она скучала по своему городу, постоянно старалась почаще ездить туда. Питер был красив и просторен, не оценить его было нельзя, и всё-таки Лена чувствовала себя в гостях, этот город не стал для неё родным домом. Олег присутствовал в её жизни, но не был с ней. Она подсознательно ощущала, что это неправильно, но старалась не брать в голову лишних мыслей, продолжала быть приложением к дому и быту.
Олегова сестра Ольга, особа шустрая и чуткая, заметила, что Лена скучает, что ей не хватает чего-то, и настойчиво взялась встряхивать невестку. Ольга посоветовала использовать знание языка и она же помогла устроиться в редакцию дамского журнала. Работа была договорная – берёшь домой статью, приносишь в назначенный срок перевод, получаешь деньги. Лену такая работа устраивала, её переводы тоже устраивали редакцию, деньги она получала хоть не слишком большие, по их меркам, но свои. Обучающие наших женщин жить западные дамы Лену забавляли, но читательниц и почитательниц у подобных статеек было много, спрос рождал предложение. И Лена бодро стучала по клавиатуре, внося в российскую действительность новые взгляды.
Феминистки призывали к самостоятельности, искусительницы учили охотиться, психоаналитики разбирали тему «он, она, они», но для Лены это так и оставалось теорией. Сытый муж, ухоженные дети, устроенный быт – вот мерило женского счастья, и неважно, что за порогом дома, что в голове у мужа, что творится в стране. Пребывая в своей тёплой комфортной пещерке, Лена обрела уверенность, что так будет всегда. И ведь не хотела иного, удивлялась она теперь, была счастлива своим незатейливым счастьем, а о несчастьях не имела представления.
Жизнь протекала всё так же: ничем не замутнённая, ничем не примечательная, размеренная и спокойная. Лене исполнилось тридцать три, возраст решающий, но она вроде бы и не жила ещё.
Все эти годы Лена находилась за чьей-то спиной, по-прежнему не была ни решительной, ни самостоятельной, была всем довольна и ничего не ожидала.
Окружив себя прочной скорлупой, она никак не хотела эту скорлупу нарушать и выглядывать наружу.
* * *
Неожиданно разболелся младший сынишка. Промозглые питерские зимы и раньше оборачивались чередой бесконечных простуд, но сейчас Серёжке стало по-настоящему плохо. Непрекращающийся кашель перешёл в астматический бронхит, постоянно мучили ангины, добавилась аллергия. Сколько бессонных ночей провела Лена у постели мечущегося от жара ребёнка! Она страдала от невозможности защитить маленькое тельце от мучений, сердце её разрывалось от жалости, но сделать ничего не могла. Серёжка бледнел и слабел, врачи разводили руками: «Климат!» Андрейка ходил в первый класс, видимо, и из школы приносил какую-нибудь инфекцию, которую тут же подхватывал младшенький. Примчалась Манюся, едва взглянув на синенького внука, потребовала отдать его им с Си-Си. Никогда не расстающаяся с детьми, Лена этого делать не хотела даже временно, надеясь, что болезнь отступит. Анна Семёновна раскипятилась:
