– Нашел чему радоваться.
Мы идем на радиорынок. Быстро находим нужный нам пульт от телевизора. Надо же, в треть цены, от которой рассчитывал папа. Я недоверчиво осматриваю только что купленный пульт. Папа счастлив.
– Максим, где он их берет, как ты думаешь?
– Ворует.
– Да не. Просто, наверное, это уже старая модель телевизора, а на складах остались пульты, вот он их и скупает по дешевке.
Очень может быть. Папа технарь и логик.
– Пойдем другой дорогой, я знаю, как выйти на остановку к гастроному.
Я крепко держу отца за руку, ладонь в ладонь. Похоже на махание после драки кулаками, но дорога и здесь не сказать чтоб ровная.
– Да, пришло время, мне уже одному далеко не гулять…
– Папа, может это… того… тебе уже не надо ходить на работу?
Отец смотрит на меня глазами ребенка, у которого хотят отнять любимую игрушку.
– Ты что! Да я там себя чувствую молодым, там без меня… да эти новые инженеры… вот еще, придумал!
– А если ты опять упадешь?
– Да с чего? Там ровный асфальт, от дверей до дверей на маршрутке…
У отца очень приятная ладонь. Сухая, теплая и гладкая, как старая мебель. У него всегда были красивые руки, не как у меня, крестьянская пятишка. Только… что это? На моей ладони кровь.
– Ну-ка покажи!
– Да ерунда.
Папа разодрал себе руку. И молчит. Он так хотел на радиорынок…
– Папа, блин!
– Не трогай шляпу, пойдем!
Так и есть. Под шляпой обнаруживаю здоровую ссадину над ухом.
– Ого… мать твою налево…
– Не матерись при отце!
То-то он требовал скорее надеть шляпу. Разведчик всегда остается разведчиком.
Уже говорил, что я идиот. Если бы не надежда отца когда-нибудь все-таки увидеть внуков, я б оторвал себе яйца. Сноровку потерял, а с ней и бдительность. Все еще воспринимаю отца молодым. Как с ложечкой в стакане. А ее давно нет, ложечки этой. И глаз почти не видит.
Заходим в автобус. Молодая женщина хочет уступить папе место, он грустнеет.
– Да вы что, девушка, он у меня еще крепкий мужик.
Папа благодарно смотрит на меня и гордо выпрямляется. Из-под шляпы виден край ссадины.
– Ой, а что это у него…
– Это он подрался.
Папа счастлив. Как удачно съездили, и день такой хороший. Солнце. Пульт купили за треть цены. И почти не разбились.
Дома, обработав ссадины отца, чищу щеткой его одежду. Папа сидит ко мне спиной и удовлетворенно пьет чай. Я смотрю на его уже давно белоснежный затылок и чувствую, как он, когда подносит кружку ко рту, как всегда, еще со времен моего детства, прижмуривается.
Невольно улыбаюсь. То, что мы видим глазами, это ерунда. Если б еще не эти расколдобины на асфальте…
22 октября 2016 г.
Когда-нибудь научиться бы относиться к жизни и смерти, как родительские кошка Котася и собака Белка.
О, Макс пришел! Приве-е-ет! Ушел? Ну, значит, так надо, жизнь идет дальше.
И не важно, на сколько пришел и сколько меня не было, вышел за хлебом или вернулся через несколько лет, – рады тебе всегда одинаково. И на сколько ушел, за хлебом или навсегда. Жизнь идет. Утро-вечер. Ты здесь, и они этому рады. Ты уходишь, что ж, значит, пора.
24 октября 2016 г.
Папа сварил компот. Варил он его долго и старательно, с медитативным выражением лица помешивая в кастрюле. Когда компот немного остыл, папа перелил его в банку и накрошил поверх свою гордость – выращенные в кадке лимоны. Потом он долго его хвалил и настаивал, чтобы я выпил еще кружечку.
Я пил, потом еще, а потом не смог. Ну, разве что за папу еще одну.
