– А если не успеем? Двенадцать – пятнадцать лет – всего ничего. Что тогда?
– Успеем, – сказал Кондратий. – Обязательно успеем. К тому же… Чем черт не шутит? Этих ваших детей не стоит сбрасывать со счетов. Смогли поставить себе на службу атомную энергию, построить Братскую ГЭС. Так неужто с детьми не справимся?
– Иногда мне снится кошмар, что нет, – говорю. – И они не дети, далеко не дети. Они – пули. Пули будущего.
– Как ты сказал? – переспросил Хват.
– Пули, отлитые будущим, чтобы воевать с настоящим.
– Чересчур красиво формулируешь, – покачал головой старый товарищ. – Что мои разведчики будущего. Пуля из будущего для разведчиков будущего – самое то. Я вообще думаю, что никаких братьев нет… это один и тот же человек, только из двух разных будущих… Они тут давеча такое насочиняли… когда завершат, пришлю экземплярчик для прочтения. Ну и что?
– Ты ведь знаешь, по всем нашим разработкам спецконтингент проходит как «дети патронажа». Дурацкое название, французщиной отдает. Я так и не смог докопаться, кому первому оно пришло в голову. Не по-нашему, не по-простому – спецдети, хотя бы.
– Спецдети, – Кондратий словно на вкус попробовал словечко. – Хреново, доложу тебе, звучит. У вас в Спецкомитете все с приставкой спец-. Даже борщ в столовой, наверное. А дети патронажа… свежо.
– Свежо должно быть летним утром. Ну, да не суть. Патронаж – патронташ. Понимаешь? Вот это меня и зацепило, что ли. Эти дети, на самом деле, – пули. Мы их можем разглядывать, можем разобрать, порох высыпать и поджечь. Можем по капсюлю долбануть. Но вот оружия, обоймы, в которую можем их зарядить, у нас нет. У будущего – и оружие, и обойма. И дети в эту обойму снаряжены, один к одному, один к одному, один к одном, – приговариваю и отстукиваю по столу. – И оружие это, пистолет – к виску нашему приставлен. Мы еще трепыхаемся, кропчемся, что-то доказать силимся, а пистолет-то – вот, у виска. И будущее его в любое мгновение применить может.
– Тебе книжки писать, – покачал головой Кондратий. – Научно-фантастические. А лучше кота завести, чтоб живая душа в квартире.
– Есть у меня кот, – отмахиваюсь. – Я его и не вижу, только слышу – жрет, мявчит и в лотке скребется… не в этом дело… Нам нужна ответка. Нам тоже необходимо оружие для пуль, которое мы этому будущему к башке приставим. Оно – нас, а мы – его. Все по-честному. Без дураков. Как с Америкой – они нас за яйца атомными бомбами держат, так и мы у них то же место мозолистой рукой сжимаем.
– Политика гарантированного взаимоуничтожения, – сказал Хват. – Как ты только можешь быть вивисектором – не понимаю…
– Не воспринимаю их людьми. Они – животные, лишь до поры обладающие разумом, чтобы прикидываться нами. «Остров доктора Моро» читал? Нейтрализовать животное проще.
– А ты не боишься однажды столкнуться с чем-то, что только будет казаться дитем патронажа, а на деле – совершенно иное, с чем ни ты, ни весь твой Спецкомитет не натасканы бороться?
– Прекрати пересказывать мои собственные кошмары, – говорю зло и опрокидываю рюмку.
– Что за станция такая – Бологое аль Ямская? – спрашивает первый брат, входя в кафе «У Бори и Аркаши».
– А с платформы говорят: «Это станция Зима», – второй брат толкнул первого, замершего на пороге и осматривающего переполненный зал.
Кафе – звучит гордо. На деле – забегаловка для работяг. Со стойками вместо столиков, разваренными пельменями и бульканьем «мерзавчиков», втихаря разливаемых под столом, где на крючках висят авоськи. Братья осматриваются. Осматриваю их. Точно знаю – они выберут нужный столик. Эти высотники-монтажники – только-только с пылу, с жару стройки, неотличимые друг от друга, в спецовках, широких ремнях с цепями, запорошенных очках, которые почти одновременно снимают, протирают чистыми платочками.
