Девушка прошла в помещение со стеклянными стенами и произнесла: «Режим – релаксация».
Стеклянные стены стали перестраиваться, каждая знала своё место, стёкла приобретали цвета и рисунки, часть из них стали тёмными, другие проецировали освещение; в конечном итоге девушка оказалась в уютной просторной квартире, обставленной в стиле прошлого века.
– О, дочь моя Екатери пришла. Как прошёл рабочий день? – из кухни донёсся голос матери.
– Ничего особенного, мам, обычный день, – снимая верхнюю одежду ответила Екатери.
– Дорогая, проходи, мой руки, сейчас будем ужинать.
– Как самочувствие сегодня? – обратилась к маме девушка.
– Самочувствие сегодня лучше, чем вчера, – закашлявшись, ответила мама.
– Лежала весь день, меня скорее доконает скука, чем эта болезнь. Чтобы совсем с ума не сойти решила ужин сготовить. Виринти твои любимые, с мясом и подливкой.
– А я, мам, зашла продуктов купила.
– А ухажёра не купила?
– Мааам!
– А что, в твоем возрасте да с твоими… – мать не успела закончить фразу, ноги подкосились, но дочь успела подхватить женщину и помогла ей сесть в кресло.
– Мам, ты принимала лекарства сегодня? – с тревогой в голосе спросила Екатери.
– По-моему оно закончилось. Мне так показалось, – мать прикрыла глаза.
– Одну секундочку, мам, – девушка, отвернувшись, громко продолжила, – Робзо!
– Слушаю, – раздался обезличенный голос из динамиков.
– Робзо, каков остаток трихнимикина?
– Остаток трихнимикина равен двум дозам для инъекции, приступить к инъекции человека по имени Мама?
– Сейчас же! – скомандовала Екатери.
Стеклянное кресло, на котором без сил раскинулась мать девушки, приняло форму медицинской кушетки, поднялось к потолку, появились специальные зажимы и зафиксировали тело женщины.
– Инъекция! – кратко сказал техноголос. В плечо матери вонзилась почти невидимая игла, впрыскивая лекарство. – Инъекция завершена!
Медицинская кушетка плавно опустилась на пол и снова приняла форму кресла.
– Мама, ну как, тебе полегче стало? Ведь есть же ещё лекарство, зачем ты пропускаешь его приём? А если бы я задержалась и пришла на час позже? – с упрёком спросила Екатери. – Ты хочешь оставить меня сиротой?
– Да, мне лучше. Но мне осталось немного, мы обе это понимаем, – слабеньким, дрожащим голосочком ответила мать. И неожиданно громко закончила, – А вот мужа твоего и внуков моих я до сих пор не вижу!
– Мам, ну мне не до этого, я за тебя переживаю…
– Хватит! – жестко, будто ненавидя, отрезала женщина.
Екатери опешила, кинула не понимающий взгляд на маму.
– Я ненавижу себя за это, столько времени у тебя жизнь идёт мимо, – уже мягче продолжила мать. – Прости меня за то, что наговорила грубых слов, Катюш, но я не хочу быть виновной в твоём одиночестве.
Екатери промолчала, глотнула воды из кружки, и решила переменить тему разговора:
– Сегодня я, между прочим, парня симпатичного видела.
– Да неужели тебе кто-то понравился? А ты ходишь-молчишь; ну, порадуй маму, рассказывай, – пожилая женщина словно ожила и, удобно расположившись в кресле, заинтересованно смотрела на дочь.
– Заходит сегодня в кабинет посетитель, молодой человек, такой, на первый взгляд, добрый, ласковый, харизматичный.
– Замечательно, а что было дальше?
– А дальше он оказался обычным, – опустив глаза, грустно сказала Екатери.
– Обычным? Почему? – недоумевая молвила мать.
– Хотя, верней говоря, не совсем обычным. С такими предложениями в кабинет к Геннадию Васильевичу еще не заходили.
