Проблема духа, души и духовности в контексте природы человека. Монография - страница 22

Для индустриального общества характерно появление капитализма, который «создал не только новый тип экономики, но и новый образ жизни, и новый тип мышления» [63, с. 44]. А. А. Ивин согласен с периодизацией индустриального общества, которую предложил Ф. Бродель:

– предкапитализм, XIV–XVIII вв.;

– индустриальный капитализм, XVIII–XX в.;

– постиндустриальный капитализм, с XX в.

Для предкапитализма характерны: принудительная рыночная экономика, противоборство сверху и снизу, неустойчивость капитализма, борьба против привилегий праздного класса и защита купцов, мануфактуристов, прогрессивных земельных собственников. В XVI–XVIII вв. заканчивается борьба между монархией, дворянством и представителями парламентов.

Переход к индустриальному обществу завершился, по мнению автора, в XVIII веке. Для индустриального общества характерны резкий рост промышленного и сельскохозяйственного производства, бурное развитие науки, техники, средств массовой коммуникации, газет, телевидения, резкий рост населения и продолжительности его жизни. К признакам индустриального общества А. А. Ивин также относит заметное повышение уровня жизни людей и их мобильности, сложное разделение труда внутри стран и между странами, централизация государств, «сглаживание» деления общества на касты, сословия, классы и усиление тенденций деления общества на нации, миры, регионы.

А. А. Ивин полагает, что в российской и мировой истории существовали только две определяющие тенденции развития: коллективистская и индивидуалистическая. По его мнению, «коллективизм и индивидуализм являются, так сказать, двумя полюсами того магнита, между которыми проходит вся человеческая история» [63, с. 49]. Они могут видоизменяться, принимать разные формы, но суть их всегда остается коллективистская или индивидуалистическая.

По его мнению, «цель коллективистского общества можно определить как приведение «низа» жесткой структуры, то есть реально существующего общества, в максимальное соответствие с ее верхом, переустройство земного нынешнего мира в соответствии с представлениями о небесном или будущем мире» [63, с. 76]. Он определяет «коллективистское» общество как самое радикальное, как утопическое, недостижимое. Но каких-то серьезных аргументов для доказательства столь сурового вывода у него нет. Он лишь аргументирует свою точку зрения ссылками на Платона, Ф. А. Хайека, Дж. Оруэлла, О. Шпенглера, М. Фуко, П. М. Бицилли, хотя они, как известно, очень поверхностно представляли себе сущность практического коллективизма. Поскольку никогда при оном и не жили. А. А. Ивин постоянно допускает смешение исторических эпох, необоснованные параллели и обобщения совершенно различных явлений и процессов, а это с исторической точки зрения просто недопустимо. Мышление «по аналогии» представляет собой форму обыденного, а не специализированного (научного) мышления. Когда чья-нибудь жена на вопрос «почему она добавляет в засолку хрен?» отвечает, что «так делала еще ее бабушка», она мыслит и рассуждает по аналогии, а вовсе не в рамках причинно-следственных каузальных зависимостей.

Отметим, что А. А. Ивин огульно утверждает, будто «коллективистическое общество без врага – как внешнего, так и внутреннего – невозможно» [63, с. 87]. При этом аргументация его не идет далее литературных ссылок на авторитеты. Но если проанализировать историю индивидуалистских обществ, в основе которых лежат протестантская этика и дух капитализма, то и там обнаруживаешь предостаточно внутренних и внешних врагов. Для таких обществ врагами порой объявляются либо некие «империи зла» (термин Р. Рейгана), либо международный терроризм, либо еще кто-то. В основе такого подхода – все та же пресловутая теория заговора, когда параноидальное мышление создает образы врага там, где их нет в действительности. Вот и А. А. Ивин полагает, что коллективизм без образа врага существовать не может. А как же тогда с соборностью, которая призывает людей к единению, солидарности? Чтобы уйти от этого вопроса, автор попросту игнорирует его.