Проблема наблюдателя. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 19 - страница 17



– Слишком много слов…

– Ровно столько, сколько нужно, чтобы вы рассказали. И учтите: я не просто чайник, я понятия не имею, чем вектор отличается от этого… м-м… скаляра. Не говоря о тензоре.

– Если вам знакомы эти термины, значит…

– Это значит, что я перед разговором с вами посмотрел… пытался посмотреть… текст о квантовой физике в Вики. Так что, доктор? Расскажете? Кстати, зачем вы ездили к миссис Джефферсон? Зачем выпытывали у нее информацию о ее болезни?

– Она сама, я не…

– Конечно. Она наотрез отказалась разговаривать с журналистами, она и мне не сказала ничего такого, чего я не знал. Вечером в четверг миссис Джефферсон узнала о выздоровлении от неизлечимой болезни, и менее суток спустя погибает доктор Гамов.

– После этого – не значит вследствие этого.

– Вы тоже умеете говорить цитатами, доктор! Конечно, не значит. Если не знать причинно-следственных связей.

– Вы обвиняете миссис Джефферсон?

– Конечно, нет! Я рад, что с ней все в порядке.

Помолчали. Бернс заставил себя допить кофе, выбросил пустой стаканчик в урну, стоявшую возле двери – прицелился и попал, Сильверберг посмотрел на физика с одобрением.

– Вы всегда так ловко попадаете в цель? – спросил детектив добродушно.

– Случайно, – пробормотал Бернс, удивленный собственной меткостью.

– Может быть, вы случайно, – детектив подчеркнул это слово интонацией, – попали в цель и тогда, когда продолжили вычисления доктора Гамова?

– О чем вы? – поджал губы Бернс, тоскливо думая, что в иных обстоятельствах он просто встал и ушел бы, но в полиции это не пройдет, придется сидеть и выслушивать глупости.

– Вообще-то, – задумчиво произнес Сильверберг, – утаивание части экспертного заключения не является ни преступлением, ни даже административным нарушением. Единственное, что я могу сделать: больше не обращаться к вам за какой бы то ни было экспертизой. А присланный вами документ наши эксперты признают недостаточным, и файлы доктора Гамова я передам другому эксперту, есть еще немало физиков даже в нашем Колледж-Парке. Кого вы сами можете посоветовать, доктор? Профессора Берандота? Доктора Карстерса? Они хуже вас знали доктора Гамова, но физики-то они первоклассные, если верить индексу цитируемости.

– Нет! – воскликнул Бернс, представив, как Берандот… только не это. Он терпеть не мог пафоса, но сейчас в уме вертелись, как навязчивый шлягер, слова: «спасти мир, спасти».

– Нет – что?

– Послушайте, Сильверберг…

– Детектив Сильверберг.

– Детектив… Я не имею права вам указывать, но ни Берандот, ни Карстерс, и никакой другой физик-теоретик не представит вам такого полного отчета, как я, поскольку я понимал ход мыслей Николаса.

– Потому мы именно к вам обратились, и я после ваших слов лишний раз убедился в том, что результаты, полученные доктором Гамовым и подтвержденные вами, имеют отношение к его гибели. Если отбросить все фантастические версии…

– О господи!

– А что? Правильная цитата, хотя еще неделю назад я считал ее глупой.

– Я не могу вам сказать…

– А! Значит, есть что говорить, верно? Я был уверен: в конце концов, мы с вами придем к разумному решению.

– Вы не понимаете!

– Конечно. Я чайник. Объясните. Единственное, что меня интересует: что случилось с доктором Гамовым. Вы это знаете.

– Нет, – устало произнес Бернс. – Как я могу это знать, меня там не было. Могу предполагать.

– То есть вы признаете, что у вас, по меньшей мере, есть версия, которую вы не отразили в экспертном заключении.