Пробуждение Зодиака - страница 22

– Что? – спросил он, глядя куда-то поверх плеча Николаса.

– Я… Ты не слышал ничего от Эванджелины?

– С чего вдруг? Она твоя подруга, а не моя. – Не дожидаясь ответа брата, Дилан отвернулся и присоединился к своим друзьям, которые ждали его у входа. Никто из них даже не удосужился посмотреть в сторону Николаса.

Николас закипел от негодования. Да как Дилан смеет его игнорировать? Его пульс участился, знакомое тепло разлилось по телу, и… Николас остановился, прежде чем поддаться искушению, о котором в дальнейшем горько пожалеет.

Николас закрыл глаза. Чего он вообще хотел от младшего брата? Это был их самый длинный разговор за последние годы и, вероятно, самый продолжительный в обозримом будущем. Давным-давно Николас и Дилан были неразлучны, как и полагается братьям, но это было до того рокового октябрьского дня в 1860 году. До того, как они с Диланом наломали дров.

Николас старался не замечать тяжесть на сердце. Он ждал, пока другие студенты покинут класс. Последними ушли пара девушек, которые не переставали украдкой посматривать на него и хихикать.

Суть проклятия – или благословения, в зависимости от того, как на это смотреть, – девятихвостого лиса заключалось в том, что необычайная внешность Николаса притягивала к нему внимание, что бы он ни делал. Он никогда не стал бы использовать свою привлекательность без веской причины, но многие девятихвостые часто при помощи своей красоты манипулировали другими. До проклятия Николас, как и все наследники, превращенные в лисий дух, уже обладал необыкновенной, завораживающей внешностью. На этом он строил свою теорию: каждый из наследников был проклят превратиться в то создание ночи, которое больше всего ему подходило. Эванджелина и Джулиус, например, были хладнокровными и жесткими, и превращение в вампиров лишь усилило эти черты их характера. Оборотни, как Тристан Шэ и Маркус Ню, были дерзкими и импульсивными, всегда готовыми ринуться в бой. Наконец, девятихвостые лисы, как Николас, были спокойными и хладнокровными мыслителями, почти гениальными, но часто совершали поступки по велению сердца. Именно эти качества сделали их самыми редкими среди наследников.

Трудно было поверить, что в Николасе могло быть нечто более экстраординарное, чем его внешность, но, по его мнению, его самой выдающейся чертой был его ум. Но, к сожалению, в этом мире внешность имела наибольшее значение. Красота была преимуществом, доступным только победителям генетической лотереи; красота была социальной валютой, и это касалось даже наследников.

Когда класс наконец опустел, Николас достал телефон и попытался позвонить Эванджелине раз, два, три раза, но каждый раз звонок переходил на голосовую почту.

– Где же ты, Эванджелина? – пробормотал он себе под нос, затем быстро набрал несколько сообщений.

Закрыв глаза, Николас попытался отвлечься от наихудших сценариев, которые мелькали в его голове. Почему он был таким бесполезным? Возможно, слова Маркуса на заседании совета действительно задели его больше, чем он готов был признать. В тот момент он был так зол, что едва не потерял контроль над эмоциями, а это могло привести к пожару.

Николас корил себя за то, что снова не смог помочь Эванджелине. Она выручала его бесчисленное количество раз с самого детства, ведь он рос ранимым, застенчивым ребенком, что делало его легкой мишенью для издевок.

Но что он мог сделать, если Эванджелина даже не отвечала на его звонки, а он не имел ни малейшего представления о ее местоположении? Тем более что учебная ночь еще не закончилась. Раздосадованный Николас вышел в коридор.