Мне не подавали. Я была на диете. Но мне нужен был свидетель моего послушания и смирения. Забралась в постель прямо в ботинках, укрылась одеялом, и когда на мой стук соизволила отозваться одна горничных, запросила горячего молока для «лучшего сна».
— Принеси еще пару булочек, — сказала, не особенно надеясь на ее доброту.
Однако, булку мне и впрямь принесли. Наверное, мать решила, что моя фигура больше не ее забота. После ухода горничной умяла булку с парой листиков сыра, отсыпанных мне от кухонных щедрот и выпила молоко, а после стянула сорочку и знакомым путем выбралась в окно.
Какое первое правило адекватной вейры в неадекватных обстоятельствах? Нет, не сохранять спокойствие и ждать прекрасного дракона на другом белом драконе. Первое правило — изучить пути отхода из этих самых обстоятельств заранее. Дракон может и не прилететь. Ко мне за семнадцать лет жизни ничего не прилетало кроме затрещин и любящих отцовских апперкотов.
Первым делом, еще до изучения Вальтартовской истории, в первые месяцы пребывания в этом доме, я изучила распорядок дня всех членов семьи, слуг, драдеров и наиболее часто приходящих гостей. Карту местности, планировку усадьбы и дома. И завела полезные знакомства в непопулярных у местной знати кругах.
Неслышным шагом пробралась к конюшне. Было бы безумием топать из усадьбы пешком, она тянется на два километра, а мне еще до Маранского леса шагать.
— Избавились от нее, наконец-то, — весело проговорил конюх.
Я заглянула в светлый проем конюшни и снова спряталась в темной нише за дверью. Сердце, полное адреналина, громко бумкало в груди.
— Да, — отозвался помощник. — Хоть лошадки отдохнут. Замучила их, каждое утро, как по часам, выбирала себе самых красивых и гоняла по полям. А ведь у ней вес какой… Существенный!
В груди снова заворочалось безымянное скверное чувство, но я усилием воли усмирила его. Пусть себе болтают. Мое дело увести лошадку и успешно покинуть любящую семью, пока меня не отдали в пансион или не избили еще раз — за непослушание.
Конюх закрыл конюшню в половине одиннадцатого, а его помощник, почуяв свободу от надзора, тут же помчался выпить. Ну кто осмелится увести лошадь у гневливого барона?
— Давай, моя хорошая… — я погладила лошадь своей сестры.
Пера была самой спокойной и быстроногой лошадью в нашей конюшне, и Лале часто брала ту на вечерние прогулки. Даже если исчезновение Перы заметят, то шум поднимут не скоро.
Мягко проскочив через двор, я, не особенно скрываясь, вышла на окружную дорожку, огибающую сад. Искусство ходить неслышно было освоено мной еще в прошлой жизни, а знание традиционных укладов семьи Фьорре давало мне преимущество в несколько минут.
Но сказать, что я вскочила на Перу и понеслась с ветерком в сторону Маранского леса было бы преувеличением. Пришлось подвести лошадь к уложенному прутьями загону и, используя его как лесенку, кряхтя вскарабкаться наверх.
В сторону леса я неслась, намертво вцепившись в конскую гриву и заваливаясь набок. Предвидя неприятности, езду на неоседланной лошади я освоила еще год назад, но это мало помогало. Все равно было тяжело. До дома Калахне я добралась совершенно разбитой. Перевалившись через лошадиный круп, сползла на землю, пытаясь заставить дрожащие ноги двигаться в сторону спасения.
Две тяжелые жизни подряд сделали меня изворотливой, наблюдательной, недоверчивой, но вот с телом мне не повезло. Я уже пыталась взять свои проблемные размеры под контроль с помощью элементарной физкультуры, но провалилась. В прямом смысле. Упала в обмороке в яму, подготовленную для навоза. Лекарь потом объяснил, что ни диета, ни тренировки мне не помогут. Смиритесь, вейра, сказал он, и я смирилась.
