Взгляд остановился на массивном деревянном гербе атомной подводной лодки. Налаживали шефство. Писали в минобороны письма о присвоении почётного наименования в честь областного центра. Морякам женское имя не нравилось. Убедили. Строгий вымпел подшефной ракетной дивизии. В виде детского флажка, одноименной с областью погранзаставы в Карелии. Всё инициатива Улыбина и его. Милый детский рисунок. Большой шар, а в нём домик: девочка, мама и рояль. Без папы. Это они с Улыбиным в девяностых посещали чухловскую музыкальную школу. На улице мороз под тридцать, в здании чуть теплее. Котельная без угля на сырых дровах. Война в Чечне, мизерные зарплаты бюджетников. Отмечают юбилей школы. Её построил купец Чижов для талантливых детей бедняков. На столе домашняя закуска: салаты и соления. На десять бутылок водки одна красная. Улыбин здесь в детстве учился играть на баяне. Песню даже сочинил про Чухловку. Курят прямо за столом, стряхивая пепел в чайные блюдечки. Два мужика среди царства женщин. Молодых и старых, и не очень. Бум переезда в Москву только начинается. Он сродни колбасным поездкам в столицу в советское время. Поэтому на москвичей смотрят с придыханием. Профессор не разочаровал земляков. Под конец вечера каждой учительнице выдаёт по двадцать долларов. Глаза светились не благодарностью, а зеленью американской валюты. Тогда ещё отметил любовь провинциалок к потребительству. Моральные принципы? Где сейчас, после двадцати лет, прошлые ценности? Подводную лодку списали на «иголки», ракетную стратегическую орденоносную дивизию расформировали, музыкальную школу в поселке закрыли из-за ветхости здания.
– Послушай мою историю. Про малую родину.
Михаилу не понравился угрожающий тон профессора с особым подчёркиванием, «про малую». Так диктор на телевидении предупреждает о надвигающейся непогоде.
– С год, как хозяйство растёт, – продолжал Улыбин, – казалось бы радоваться. Да, нет. Многим не понравилось. Может зависть? «Мы домашнюю скотину давно порезали на мясо, а тут умник нашёлся»! Был бы я не москвич, наверное, не так ополчились. Сосед, товарищ по работе в местной поликлинике. Тогда ещё. После меда. Донос написал экологам. Аллергия у него от запаха коров. Ещё покойный отец предупреждал, «на подхалимство и ложь толкают гены». Батька его Степан Дворников доносами промышлял. А дед во время войны, мастером в лесу работал. На заготовках. Без одной руки был, потерял по детской шалости. С родственниками моими дружил. У тех семья человек десять. Хозяин на фронте без вести пропал. Нашёлся в сорок третьем. В плену немецком. Через Красный Крест весточку прислал. Выведал про это у глупого ребенка «безрукий» и донёс в органы. Проявил сознательность, а многодетную семью лишили хлебных карточек на воюющего кормильца. Пусть, мол, немцы его самого и семью кормят. Сын «безрукого», уже после войны, поселковой мехколонной командовал. В папашу пошёл. Заявил в милицию о воровстве из собственного кабинета самого тогда ценного – Красного знамении победителя соцсоревнования. Так и не нашли. Только после развала Союза выяснилось, в гараже у него за место ковра висело. Сам у себя, получается, и упёр. Совсем свежая история. Опять жалоба, только уже от его сына. Теперешнего моего соседа и однокурсника по медвузу. Сначала запах навозный не понравился. Заявление в суд строчит. Потом его городской внук увидел мою корову и сознание потерял. Бред сивой кобылы. Какой-то немец говорил, чем наглее ложь, тем проще в неё поверить.
