Обернулась, чувствуя замешательство, оттого что погрузившись в размышления, не заметила появления матери. Но одновременно внезапное облегчение. Ответила в тон своим мыслям:
– Да мама, мы и делаем. Я уверена, она подпишет отказ, – Альбина поморщилась. – Но, думаю, что-то отстегнуть все-таки придется.
– Нет, милая, я имела в виду другое, – проговорила та, искоса поглядывая в сторону Вадима.
Альбину словно кипятком ошпарили. Отвратительная смесь досады и ревности перевернулась в груди. Неужели ЭТО так заметно? Неужели это так заметно не только ей?
– Я могла бы помочь, – негромко обронила мать.
Гроб уже подняли, чтобы вынести, процессия стала понемногу покидать зал. Альбина долгим взглядом посмотрела на мать и проговорила:
– Позже.
Дорога по кладбищу до могилы занимала не больше двадцати минут. Роскошный катафалк должен был двигаться медленно, провозя человека в белом гробу по земному пути в последний раз. К чему торопиться, жизнь все равно уже отлетела, прощаться надо не спеша.
После того короткого обмена фразами у отцовского гроба Вадим как будто осекся или устал. Неожиданный отпор вдовы, обычно вежливой и немногословной, четко обозначил границы, давая понять, что ее нежелание конфликтовать отнюдь не слабость. Это было скорее долготерпением королевы, потому что именно так он и воспринял ее последние слова. Как приказ.
Потому и шел рядом с вдовой, но на шаг позади.
К нему приблизилась жена, разговаривать сейчас с Альбиной не было ни желания, ни сил. Впрочем, разговаривать и не пришлось. Альбина молчала.
Гроб с телом покойного погрузили в катафалк, по традиции ближайшие люди должны были проделать этот путь рядом с ним. Ближайшие – это получалось вдова и сын? Вадим протянул Мирославе руку, помогая ей подняться в машину. На глазах у многочисленных свидетелей жест выглядел обычным проявлением вежливости.
Руку она приняла, однако, усевшись рядом с гробом Ильи Владимировича, послала Вадиму красноречивый взгляд, лучше всяких слов говоривший, что его присутствие неуместно.
И Вадим отступил. Не стал садиться в машину, отправив жену и тещу, проделал весь путь по дорожкам кладбища пешком.
Что творилось в душе мрачного мужчины, одиноко идущего среди процессии, двигавшейся к могиле, о чем думал он в то короткое время, что оставалось, пока не зароют в землю гроб?
Что не будет больше человека, которого ненавидел всей душой?
За то, что тот когда-то развелся с матерью? За то, что всю жизнь старался превзойти старика, а тот каким-то образом умудрялся оставаться впереди во всем? Даже в том, что на старости лет посмел наплевать на условности и выбрать себе женщину по сердцу? Была ли это просто ревность, проклятый эдипов комплекс, как говорил его психолог?
Неважно. Сейчас он хотел подмять под себя абсолютно все. Все, что принадлежало отцу. И прежде всего – получить его женщину в свою постель.
Или мужчина думал о том, что в глубине сердца он всегда любил отца, даже когда ненавидел. Болезненно хотел добиться от него признания и любви?
Катафалк остановился. Приехали.
Открыли двери, он протянул руку, помогая Мирославе выйти. На секунду дольше положенного остался рядом, поддерживая за спину, прежде чем вдова отстранилась и пошла вперед, а он пошел следом.
***
Мужчине не было видно пронизывающего взгляда, которым смотрела на них жена. Глаза у Альбины были бледно зеленые, прозрачные. Красивые глаза красивой женщины. Когда она злилась, глаза темнели, напоминая морскую воду. Сейчас они казались океанской бездной, за гладкой поверхностью которой прячутся чудовища.
