Продавцы невозможного - страница 11



«Ты видел!»

«Ерунда! Ложь!!»

«Заявляя, что любой человек способен достичь уровня бога, и предъявляя, в качестве доказательства, группу обколотых „синдином“ ломщиков, нейкисты не просто выставляют себя на посмешище, но и допускают еще одну системную ошибку.

Если бога можно создать, если его уровня можно достичь, то это уже не религия. Это компьютерная игра…»

– Это жизнь, нейрошланг вам в задницу! Жизнь, а не игра!

«Не нравится, как выглядишь со стороны?»

– Он был психом! Мыслил категориями Традиций и чудес!

«Вряд ли за мемуары сумасшедшего убили бы столько людей…»

Сорок Два выругался. Плюнул в монитор грязным ругательством, врезал кулаком по неповинной столешнице и снова выругался – ничем другим он ответить не мог.

Урзак.

Проклятый Урзак, с книги которого начались для Сорок Два поиски истины, безумцем не был. Прав, тысячу раз прав внутренний голос: записки сумасшедшего не поставили бы на уши Исламский Союз, вудуистов и Китай.

– Нейкизм не религия и никогда ею не будет!

«Тогда зачем ты искал чуда?»

Резанули ножом воспоминания: маленькая комната дешевого эдинбургского отеля, раскрытый «раллер» и голос… его голос: «Чудо, мне нужно чудо. Мне нужно чудо. Мне…» А потом – боль. Возможно – смерть. А еще потом – великая разгадка, сделавшая его пророком нейкистов и легендой.

– Чуда не случилось! Наука – вот что привело меня на вершину. Торжество чистого разума!

«То, что ты остался жив после эксперимента, само по себе чудо. Но ты не просто выжил – у тебя все получилось».

– Хочешь сказать, что мне помог дух Поэтессы?

«Тебе достаточно лишь намекнуть, и люди подхватят эту версию. Они готовы принять новую Традицию. Дай им то, что они ищут, то, чего они ждут».

«Нейкизм – переполненное системными ошибками порождение материального мира. Любой уважающий себя машинист читал „Числа Праведности“, но Библией она стала не для всех. Книга Поэтессы приятно щекочет самолюбие машинистов, уверяя их в собственной значимости, если не сказать – избранности, но не более того. Люди душой чувствуют Слово, настоящее Слово, и не ощущают ничего сакрального в холодном железе, а потому многие чтящие „Числа Праведности“ машинисты ходят по воскресеньям в церковь или расстилают молитвенный коврик пять раз в день…»

Пальцы коснулись прохладной поверхности монитора, надавили на строки, словно выдавливая послание, стирая рассуждения о Традиции из цифрового настоящего. А перед глазами калейдоскопом пробегают виденные когда-то картины: миллион человек возле храма Иисуса Лоа в Новом Орлеане – трансляция с рождественской мессы, тысячи людей, вышедшие на общую молитву в Ланданабаде, – перекрытые улицы, расстеленные коврики, согнутые колени и уходящие в землю лбы.

– Религия дает власть над душами, – хрипло прошептал Сорок Два. – А Эпоха Цифры – это общество свободных.

«Ключевое слово – власть, – задумчиво произнес некто, сидящий внутри Сорок Два. – Разве не ее ты добиваешься?»


Тихие стоны. Обрывистые. Нежные. Возбуждающие.

Растворились в убежавших минутах.

Оставили на память лишь теплое утомление.

– Хорошо… – прошептала Пума.

Она вытянулась на кровати, уткнулась лицом в подушку и тихонько сопела, улыбаясь с закрытыми глазами.

Довольный собой Сорок Два провел рукой по спине девушки, подался вперед, дотянулся до бокала, стоявшего на прикроватной тумбочке, и жадно сделал несколько глотков вина.

– Ты не с нами, – грустно заметила Красная, прижавшись к спине мужчины.