Ну а если подвести черту под темой выбора вообще, то возможен и такой вот вариант, но это уже из доброго, старого, хулиганского анекдота… Аттракцион. Две клетки, накрытые черным бархатом. Участнику – приз, миллион рублей. Негритянка, сидящая в клетке, исполнит ему акт настоящей французской любви. Но цимес, или, говоря языком современной молодежи, фишка, заключается в том, что желающий испытать это вот уж воистину экзотическое наслаждение, входя в клетку, не знает, в какой из них негритянка, а в какой – черная пантера Багира…
Турецкий расхохотался, почему-то очень зримо представив себе финал этих, вполне возможных, особенно в наше время, соревнований. Но, обернувшись, увидел, что трудовая масса не разделяет его веселья. Больше того, и прилетевшие, и улетающие пассажиры смотрят на него одинаково – с подозрением. А действительно, если вдуматься, что это человек – взрослый и с виду серьезный – вдруг засмеялся каким-то прямо-таки идиотским смехом? Он вообще нормальный? А может, он – террорист, прикидывающий свои будущие жертвы?.. Да, не надо бы тебе, Александр Борисович, так-то вот свободно «распоясываться»… Даже грустно стало. Хотя все равно смешно!
Он взглянул мельком в привлекшее его внимание женское лицо – типичная такая прибалтийская блондинка, – у них же по-своему очень милое выражение специфически полноватых, ангельских лиц, – и ахнул! Вот уж не ведал, не гадал! С ума сойти! Эва?!
И она тоже смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно девчонка на любимую куклу, до которой никак не могла дотянуться. И радость обладания, и столько мучений оттого, что ручки не достают, что росточком не вышла, бедная!
Да как раз наоборот, именно за эту ее хрупкую, но взрослую, розово-фарфоровую чистоту и прозрачность такого уютного в его объятиях тела… Ну да, конечно, именно за это в первую очередь и уважал Александр Борисович Турецкий, можно сказать, даже глубоко уважал, несравненную во всех аспектах латышскую девушку. Женщину, естественно, просто воспоминания давние. Из тех лет, когда Эва в самом деле еще была девушкой. Давно это было, как говорят мудрецы на Востоке.
Это еще как в древнем анекдоте о сотворении женщины. Взглянул Господь на произведение заботливых рук своих и произнес с восторгом и обожанием: «Эва, какая!» Говорят, что после этого дремавший Адам по какому-то наитию и назвал свою жену Евой. Или Эвой, как будет угодно. В Прибалтике чаще всего именно так произносят это древнейшее имя, например: Эва Киви – very good…
И вот Эва – то есть совершенно живая, натуральная и почти не изменившая своей восхитительной внешности, изумленно трогательным взглядом сверлила онемевшего Турецкого. И где? В воронежском аэропорту, посреди зала, забитого разностильным народом – лежачим, сидячим, стоячим и прочим. Как крохотный райский цветок посреди заросшей бурьяном глухой лесной поляны. «Кажется, слишком изысканно», – мелькнуло в голове, но образ явно соответствовал моменту.
И следом – целый водопад огорчений! «Ну почему? Почему именно здесь и сейчас?! А где мы были раньше?»
Ну где были и чем занимались, известно. На то и жизнь. У каждого – давно своя…
Но, странное дело, облегчение, которое он уже испытал в душе, мысленно простившись с надоевшим Воронежем, куда-то быстро улетучилось, исчезло, растворилось в душноватом «аромате» плохо проветриваемого помещения. Сказать, что появилась озабоченность, – это значит ничего не сказать. Но что-то же говорить было надо! И Александр Борисович, тараном ринувшись к Эве, легко подхватил ее под руку, неожиданно ловко выхватил из ее руки громоздкий, но совсем не тяжелый кофр на колесиках – цивилизация там, у них, все-таки! – и быстро поволок и то и другое прямиком к выходу из здания. На площадь, где нет толпы. Эва не шла, а летела следом за ним, почти не касаясь миниатюрными туфельками каменных плит пола.
