– Слушай, давай потом пообщаемся, после работы. Сейчас надо рекламировать товары.
– Людям, мало что из себя представляющим, товары, никому не нужные, которые они почему-то купят и поставят в тёмный и пыльный подвал.
– Макар!
– Хорошо, ты снова прав. Ещё есть чердак!
Первый звонок. Гудки и наконец берёт трубку женщина.
– Добрый день. Вы найдёте пару минут? – начинаю я.
– Нет. До свидания.
И наступает молчание.
Так повторяется изо дня в день и уже перестаёшь пытаться понять логику корпораций. «Здравствуйте» и «прощайте» делают твою жизнь серой. Индикатор значимости на нуле. Самое удивительное, что не кладут трубку либо одинокие, либо очень больные. Первые пытаются поддержать разговор и можно в восьмидесяти процентах случаев сказать, что им больше шестидесяти. Вторые же жалуются на плохо прожитую жизнь, боли и иногда плачут, но редко сами способны отключить телефон.
Недавно я обнаружил подвид вторых – это душевнобольные. Как ни странно, с каждым днём таких становится больше, будто это какой-то грипп, с которым не научились бороться. Они несут чепуху, кажущуюся им разумной. Главное самому не проникнуться, чтобы не сойти с ума. Я не выношу и двух минут. Приходится быстро излагать рекламные тезисы. Я бы сразу прекращал с ними общение, однако есть требование начальства, по которому всем, кому дозвонился, обязан тараторить одну и туже информацию.
– Вам будет интересно узнать, что в нашем ассортименте много изменений.
– Мой муж ел огурцы! Они были похожи на…
– Прошу прощения, – спешно прерываю я её, краснея. – Новые зубные щётки фирмы «Золотые зубы».
– Мои тени преследуют меня! – визжит она в трубку. – Меня окружают тени. Темнота! Это Миша, он после смерти. Вашти не рада.
– Э… Вам больше не придётся ходить к стоматологу. Хотите приобрести? Низкие цены.
– Темнота повсюду. Помогите!
– Включите свет. До свидания.
Я откладываю телефон. Вздох. Две камеры смотрят на меня и ещё пятнадцать на других сотрудников. В офисе стёкла от потолка до пола. Город просматривается на много километров. Я с усталой улыбкой наблюдаю за тучами, деловым центром со своими небоскрёбами, которые похожи на пятнистых китов. Пятна включаются в одних местах и гаснут в других, стоит только кому-то оставить своё место. Но дальше трущобы, бараки, поля, дома, оставшиеся в целости с начала века. Чёрные тучи обещают осадки.
Заканчивается рабочий день, меня приглашает в бар Макар. Мы идём молча. Хорошо, когда есть друг, с которым можно почувствовать, что провёл великолепно время, хотя не обмолвился словечком. Впереди толпа, плакаты, лозунги. Шумно, как на вечеринке. Вдруг пролетает вертолёт, освещая собравшихся, их безумные глаза, требующие справедливости. Количество людей на пути увеличивается, начинают толкать и прижимать к стенам. Народ кричит и высказывает недовольство. Чем дальше, тем хуже. Темнеет и просыпаются инстинкты. Я не на шутку взволнован.
– Мне кажется, что в баре лучше посидеть в следующий раз, плохая была идея, – неуверенно мямлю я за спиной Макара и пытаюсь не отстать.
– Да? Вроде бы ты был рад, когда я позвал тебя. Дело в этих наивных?
– Отчасти. Почему ты их так называешь?
– Они верят в перемены. Знаю я эту песню. Сначала выходишь весь из себя такой, а после первой дубинки и ночи в обезьяннике тебя всё в мире устраивает. Я никого не виню. Мы пришли, кстати.
Макар выбрал столик поближе к выходу, потому что, как он сам пояснил, нам легче отсюда будет разглядеть происходящее и быстро убежать, если придётся. Пошёл снег.
