Почти всегда люди, рожденные первыми и последними, становятся завоевателями, тогда как дети, рожденные вторыми, и дети, пережившие фрустрированное детство, становятся революционерами. Возможно, если бы Ленин не был вторым ребенком, он никогда бы не стал революционером; то же самое относится и к Марксу как философу.
У второго ребенка, который с рождения страдает из-за стремления добиться аффективного первенства в семье и признания его превосходства над первенцем, с самого детства формируется дух противоречия как способ завоевания аффективной автономности. Фиксируясь на этой модели детского поведения, второй ребенок становится предсказуемым. Повзрослев, он вынужден повторять эту модель, в которой место отца, матери и старшего брата займет государство, общество, очередной политический вождь. Следовательно, если бы Ленин родился в период расцвета большевизма, то он стал бы его ярым противником в силу своей психологической потребности любым способом выказывать недовольство установленной системой.
Почти всегда второй ребенок побеждает, добиваясь успеха, если перворожденный оказывается несостоятельным. Второго ребенка подстерегает и другая опасность: часто он, потерпев поражение, ищет поддержки у первенца-победителя. Внешне тот ему помогает, но на самом деле постепенно подталкивает его к краху.
Повзрослев, второй ребенок продолжает отстаивать свое «попранное» превосходство уже не в семье, а в обществе. Он испытывает затруднения в творческой деятельности. Если ему не удается превзойти первенца, он почти всегда становится посредственностью, как в семье, так и в жизни, оставаясь всюду только вторым. Не достигнув первенства, он будет всех раздражать своим неизменным критическим настроем, обусловленным его собственной фрустрированностью.
Если же второй ребенок волею судьбы или каких-либо обстоятельств оказывается в некоем новом мире единственным и первым, то он становится личностью, лидером и создает собственную вселенную. Пути к победе для второго ребенка всегда противоположны тем, по которым следует первенец. Поэтому второй ребенок (а также третий) должен знать, что с позиции жизни и истории он – единственный и первый, даже будучи биологически вторым или третьим в своей семье.
Бытие создает нас единственными и неповторимыми творцами собственного мира, истории по своему образу и подобию, поэтому так важно суметь вырваться из семейственной[66] динамики. Чтобы помочь второму ребенку добиться успеха в жизни, родители должны способствовать тому, чтобы он прокладывал себе новую дорогу, оставив семью.
Таким образом, для второго ребенка характерно следующее: он в большей степени, нежели первый и последний, структурирует в жизни стереотип отмщения вместо творческого роста. Он радуется, если перворожденный оказывается хуже его самого, становясь посредственностью или неудачником. В этом случае у второго ребенка проявляется способность к творчеству.
Браки между двумя перворожденными обычно редки. Чаще соединяются первый и второй ребенок. Если второй ребенок в своей жизни встречает выдающихся личностей, которые становятся его руководителями, то он хорошо развивается, а если на его пути не окажется таких людей, то ему никогда не стать великим, поскольку не будет никого, кого с его точки зрения ему стоило бы превзойти.
Существует еще и типология любимца: обычно это самый маленький – третий или последний ребенок, который, наблюдая за двумя старшими, не стремится ни управлять, ни критиковать, а старается сделать так, чтобы его любили все. Он пробует овладеть искусством очарования, заставляя всех любить себя: в семейных спорах, например, он всегда первым начинает плакать, прижимаясь к маме, и быстро мирится со всеми. Обычно любимец побеждает в жизни, потому что научился пробивать себе путь среди старших детей: он сам прокладывает свой путь, легко «обрабатывает» свою мать и в результате так или иначе достигает самореализации.
