– Пошли в парк! Там летом, по вечерам оркестр духовой играет. Как раз пока не торопясь и дойдем.
Они шли не торопясь, перебрасываясь шутками, в отличном настроении. Кудашев все мысли, которого занимала сейчас его подруга, на время отвлекся от всех не простых дум и тяжких размышлений о будущем. Ему удалось больше слушать, чем говорить. Маша рассказывала о учебе, городе, всяких забавных случаях, которыми так богата студенческая жизнь. Он с интересом слушал и остроумно шутил, и, весело смеясь. Они сами не заметили, как дошли до старого городского парка. На больших часах у входа в парк, стрелки показывали восемнадцать часов и где-то в глубине, среди раскидистых лип, на крытой веранде, оркестр встретил их появление каким-то незнакомым Юрию вальсом.
Вечер обещал быть замечательным, летнее тепло мягко обволакивало все вокруг, старые деревья парка вдоль центральной аллеи роняли тень, почти закрывая синее, безоблачное, еще не начинающее темнеть небо. Вокруг веранды было людно, кто-то стоял, слушая музыку, иные сидели на стоявших вокруг лавках с вычурно изогнутыми спинками. Много пар и детишек. Видно было, что парк был излюбленным местом отдыха местных. Во время вальса, томного, немного строгого, и не знакомого Юрию, несколько пожилых пар кружились в танце.
Маша потянула его в сторону прилавка с газированной водой. Большой металлический ящик со стоящим рядом баллоном с газом и забавной мойкой фонтанчиком, почти скрывался окруженный людьми. Средних лет, улыбчивая женщина-продавец быстро разливала напиток. Сначала сироп из высокой стеклянной колонки, прокручивая ее и находя нужный, потом воду, газированную из баллона.
– Давай газировку возьмем! Пить хочется. Ты какую будешь? – спросила девушка, – я с барбарисом люблю!
– И мне тоже! – не то, чтобы обершарфюрер, предпочитал именно такой напиток, он просто не знал, из чего выбирать.
Не прошло и минуты, как они пили холодную, чуть шипящую, вкусную газировку.
Оркестр, не бог весть какой, играл прилично. Музыканты почти все кроме двух парней, были из мужчин за сорок. Кто в рубашке с засученными рукавами, кто в пиджаке. У некоторых, на груди, слева, Кудашев заметил орденские планки. Два красных флага с серпом и молотом, недвижно свисали в парковом безветрии, высоко по разным концам веранды. По центру, крупными буквами, огибая почти все строение, красовалась надпись строгими угловатыми буквами «Вперед! К победе коммунизма!». Настроение было благостным, и большевистские символы вызвали у него лишь саркастическую улыбку. Ну, ну, вперед, так вперед, подштанники только не потеряйте!
Оркестр, проиграв мелодию, делал паузу в две-три минуты, во время которой музыканты весело переговаривались, а кто-то делал один-два глотка из стакана, беря его со стоящего рядом с пюпитром столика. Потом, седой, представительного вида дирижер с явно военной осанкой, звучно постучав палочкой о подставку для нот, взмахивал руками и вновь оркестр гремел своей медью, чередуя какие-то марши с попурри легких мелодий. Он заметил, что марши удавались оркестру не в пример лучше, чем иные мелодии. Они остановились напротив дирижера метрах в десяти. Юрий обнял девушку сзади за плечи, обхватив за руки спереди, она прижалась к нему спиной. И не только спиной… К стыду своему, Кудашев почувствовал, как в ответ на давление спереди нарастает эрекция. Но в это время, очередной краткий перерыв у оркестра завершился, бравый дирижер с седыми усами взмахнул палочкой и оркестр грянул марш. По тому, как дружно и слаженно оркестранты взялись играть, по их одухотворенным лицам, сразу стало ясно, что эту музыку, это произведение, играют они с удовольствием, любя, с азартом.
