Проект «Хроно». Право выбора - страница 60

– Право, гос… простите Екатерина Германовна. Наверное, мне всегда нравилась музыка, мама тоже хорошо на рояле играет, ну а если что-то нравится, то и учить это с желанием, не в тягость. – неожиданно откровенно ответил ей Кудашев, – к тому же учителя были старой школы, еще до революционной.

– Дореволюционной школы?! Да что вам известно о ней, молодой человек, ведь вам и тридцати нет! – удивилась старушка.

– Один из знакомых отца рассказывал историю, – улыбнулся Кудашев, – Одиннадцатилетняя девочка, пансионерка Московской Ржевской гимназии приставала к своему дядюшке с просьбой показать, что у него написано на медальоне, который тот всегда носил с собой на груди. Дядюшка снял медальон и протянул девочке. Девочка открыла крышку, а там ничего не написано. Кроме пяти нотных линеек и четырех нот: соль-диез-си-фа-диез-ми. Девочка помедлила мгновенье, а затем весело закричала:

– Дядюшка. я знаю, что здесь написано. Ноты на медальоне означают «Я люблю вас»!

Вы представляете себе, как учили эту девочку, если она, увидав четыре ноты, пропела их про себя, а пропев, узнала начало ариозо Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин». Оказалось, что этот медальон – столь оригинальное признание в любви, когда-то получен девочкиным дядюшкой в подарок от своей невесты перед их свадьбой.

Старый преподаватель слушала внимательно, качая головой как бы соглашаясь, охала с удивлением. Потом достала платочек, промокнула уголки глаз, при этом, высохшие ее руки заметно дрожали. Маша так же с интересом слушавшая приятеля, тем не менее, стала тянуть его за рукав рубашки к выходу.

– Ну мы пойдем, Екатерина Германовна, нам вставать завтра рано, а Юре еще нужно комнату показать.

Старушка долго смотрела вслед этому странному парню и его подруге, думая о чем-то своем, кивая головой в такт своим размышлениям, потом вздохнула, одернула видавшее виды, старенькое платье и торопливо направилась к лестнице.

Юрий Кудашев был абсолютно прав, определив в Екатерине Германовне породу, которую не скрыть поношенным платьем, сединами и морщинами покрывшим лицо и руки. Остзейский род Берг фон Шаден известен был с начала ХVI века. Сами Берги приписывали себе родство с владетельными графами Берга в Вестфалии, правда это или нет, то было не ведомо. Но рыцарь Отто фон Берг в начале XVI века уже владел поместьем Бергсхоф в эстляндском Вике. В XVII—XVIII вв. его потомкам принадлежали поместья Каттентак, Луйст, Штейнгузен и Палль в Эстляндии, а также Герингсхоф в Лифляндии. Как и все остзейское дворянство, Берги были воинственны и упрямы. Все их мужчины редко доживали до старости и не умирали в своих постелях в окружении безутешных родственников. Они находили свою судьбу в клубах порохового дыма и падали с палашом в руке, всегда в сторону врага и никогда спиной к противнику. Женщины рода были плодовиты и усердно рожали новых солдат своим повелителям. Берги верно служили Шведскому престолу. Отто-Рейнгольд Берг, шведский майор, убит был русскими в сражении под Нарвой 17 ноября 1700 года. Но уже его потомок, Якоб Фридрих Берг служил в середине XVIII века в русской армии кирасирским поручиком. Русскому императору, Берги служили не менее верно, чем до этого шведскому королю. Слово свое держали, честью дорожили и передавали правило это из рода в род.

Семья Екатерины Берг была неразрывно связана с русским императорским флотом. Дед ее, Вольдемар Куно Берг, кавалер ордена святой Анны Второй степени, командовал корветом «Боярин», крейсерами «Казарский», «Азия» и «Генерал Адмирал», броненосцем «Полтава». Скончался он в 1905 году, когда Катеньке Берг исполнилось всего три года. у тому времени был всеми уважаемым вице-адмиралом. Отец, Герман Рейнгольд Вольдемар Берг, к злосчастному 1917 году, дослужился до капитана второго ранга. Семью Катеньки Октябрьский переворот застал в их Петроградской квартире. Матушка, Софья Алексеевна, старшая сестра Полина и она, пятнадцатилетняя гимназистка с мертвящим ужасом наблюдали, как с марта рушится весь их мир – Российская Империя. Разваливалось все, что было привычно и дорого с детства. Ужас происходящего засасывал как темное, смердящее гнилью болото.