Всё по плану, всё в соответствии с программой!
Ядро стало вытягиваться, вскоре вытянулось непомерно и вдруг лопнуло надвое, влекомое неодолимыми силами к всё более удаляющимся друг от друга полюсам клетки. Одновременно умная мембрана материнской клетки перетянула сама себя пояском, который сразу же стал утягивать её талию по экватору и вскоре утянул до нуля.
Бац!
Мембрана сомкнулась, явив миру две молодые новые клетки, уже готовые к следующему раздвоению. Процесс пошёл…
Пролетели считанные часы. Крошечную Гидру, состоящую уже из нескольких десятков клеток, переселили в биологическую капсулу, населенную микроорганизмами, часть из которых Гидра должна была абсорбировать и включить в свой органогенез. Крошечный островок оккупированного Гидрой нефтенасыщенного геля Верочка называла Раем, а саму биокапсулу – Землей. Она даже в документах назвала это чудо биотехнологического дизайна – Адама, что на иврите и означало „Земля“.
Сотрудники за спиной подтрунивали над ней, но, несомненно и глубоко уважая эту талантливую странную женщину, не решались шутить напрямую. Да и не до этого всем было – слишком серьёзной была у лаборатории задача, слишком секретным был проект, слишком большие зарплаты они тут все получали, слишком прозрачными были контракты, подписанные всеми участниками проекта и обслуживающим персоналом, и слишком уж добрыми были лица работников Масада, нескрытно наблюдающих за работой лаборатории. Какие уж тут шутки!
А что касается Верочки, то многим даже как-то жутковато было наблюдать, как эта без году неделя оля хадаша[5] заправляет в лаборатории, да и во всём институте, и без проколов и строго по расписанию создает из хаоса новый мир.
Время не остановить, время и есть Бог, и каждый знает, что всё течёт и всё изменяется.
Персонал менялся каждые шесть часов, и только Верочка спала на работе и даже во сне контролировала процесс.
Через месяц пребывания Гидры в биокапсуле подросший и насытившийся райской жизнью протоэмбрион, больше похожий на личинку гигантского насекомого, оторвали от райских кущ и имплантировали в настоящую, живую, пульсирующую горячей кровью матку тщательно подготовленной кобылицы.
Суррогатная мать перенесла эту простейшую процедуру совершенно спокойно. Она даже и не подозревала, кого она теперь вынашивает, и вскоре уже прогуливалась безмятежно в своём загоне, радовалась свежему сену, овсу и вкусной сочной траве без добавок гормонов и антибиотиков, привозимой специально с Голанских высот. Лишь изредка она прислушивалась к тайным движениям в собственном чреве и далёким хлопкам кассамов[6], прилетающих всё чаще по ночам из Газы и падающих на приграничный Сдерот.
Гидра росла стремительно. Подглядывая за ней с помощью микротелекамер, имплантированных в своде кобыльей матки, люди с удовлетворением наблюдали чудесный рост органов и тканей, фиксировали всё до мельчайших подробностей, радовались ей, как собственному долгожданному ребёнку…
Гидра родилась ранней весной. За окнами лаборатории, буквально в нескольких метрах от гудящей под напряжением и ощетинившейся колючей проволокой ограды, расцвели в одну ночь мириады нежных крокусов, укрыв каменистые пустынные холмы сиреневыми, розовыми, голубыми и белыми коврами. Малышку с нетерпением ждали. Заботливые руки подхватили её скользкое тело, пересекли пуповину и заварили её лазером.
Прощай, тьма! Здравствуй, свет!
