Все конные воины ушли с де Морреем. Оставив лишь несколько лошадей для связи.
Люди Уоллеса ненавидели англичан как завоевателей и угнетателей. Но сейчас Уильям смотрел в их глаза и не находил там ненависти. «Это правильно…» – думал он, – «Ненависть почти вся осталась в городах и деревнях, которые ныне захвачены… А ведь ненависть так же слепа, как и любовь… Сейчас же нас ждёт долгожданный бой с грозным противником. И вести людей вперёд должен не слепой гнев, а жажда справедливости и свободы».
Сам Уильям всегда считал, что сражаться нужно за что-то, за конкретную цель, а не против чего-то. «Интересно тогда, а за что будут драться англичане?» – Уоллеса стали одолевать воспоминания. Он снова видел, как при осаде крепости Данди с группой товарищей атакует небольшой отряд противника. Первый удар, несомненно, смертельный, он наносит совсем юному воину. Тому едва ли было шестнадцать. Уильяму почему-то до сих пор вспоминается его умирающее лицо. Застывшее, изображающее удивление. Мальчик так и не понял, за что он умер. «А ещё он не осознавал, что был оккупантом, что причинял боль и зло другим людям. Был ли это его осознанный выбор? Он мог примкнуть к английской армии по нужде, а может быть, просто всю жизнь хотел стать воином. Что вряд ли. Воины, пусть даже самые юные, не должны удивляться случайной смерти. Скорее всего, его просто согнали в армию рекрутом и облачили в доспехи, так и не объяснив что к чему. И зачем вообще англичане вторглись в наши земли? Шотландия всегда была бедной и малонаселённой страной. Какую выгоду извлечёт английский король, покорив нас? Неужели столь сильно его самолюбие и жажда власти? Ради клочка голой земли он готов калечить судьбы людей и отнимать у них последнее. И ещё заставлять заниматься этим своих подданных! Интересно, а наступят ли времена, когда у человека будет выбор, браться за меч или просто мирно пахать свою землю? И стал бы я сам на путь воина, если бы не обстоятельства? Смог бы просто мирно возделывать землю, наслаждаясь свободой и покоем вместе со своей семьёй, детьми… Детьми! Мерион носила в себе моего ребёнка, когда была казнена проклятым шерифом…» – очередная волна пустой боли сотрясла нутро Уоллеса: «Как бы ни завершилась эта война, я никогда не исправлю главную ошибку своей жизни! Не верну свою женщину и нерождённого ребёнка».
– Но сделаешь большее!..
Уоллес поднял глаза. Перед ним стояла Мерион, такая же молодая, такая же красивая. Глядела на него своими проникновенными глазами…
– Ты здесь?.. Но как?.. – шептал он.
– Не могла же я тебя оставить перед боем! – Мерион склонилась к нему и тихо поцеловала в лоб.
– Скажи мне! Умоляю, скажи мне, что это не так!
– Конечно же, не так! Ты начал войну не из-за чувства мести, а из-за желания подарить своему народу счастье и свободу!
– Это – не оправдание, это правда! Верни мне судьба шанс, я бы защитил тебя!
– Всё хорошо, любовь моя… У тебя в жизни есть иное предназначение… А мы с тобой ещё встретимся…
– Спасибо тебе! Спасибо, любимая! Это всё, что я хотел услышать…
Призрак Мерион исчез. Уоллес встряхнул головой.
«Задремал? Или пригрезилось?»
Мерион часто являлась к нему в видениях, и он задавал ей один и тот же вопрос…
А на противоположному берегу произошли изменения. Воспоминания о Мерион вмиг исчезли.
Авангард примерно из четырёх тысяч воинов уже выстроился узкой колонной у моста и был готов начать переправу. Но неожиданно на дороге у небольшого перелеска показалась конница англичан. Уоллес поднялся на ноги. Всадники неслись довольно быстро, держа направление в сторону авангарда. Они всё более растягивались, а из-за деревьев появлялись новые и новые фигуры. Беглым взглядом их можно было насчитать уже более семи сотен.
