– Ты попробуй, очень вкусно, – пояснила огромная Псина, тщательно пережёвывая пищу. – Они неживые, они заснули насовсем, я знаю, что у вас трудности с живой пищей, но это ты можешь съесть.
– Спасибо за угощение, я не знаю, стоит ли, – мысленно церемонилась гостья, подходя к стволу-столу и придирчиво разглядывая снулую пищу, смотрелись упитанные ребристые черви просто кошмарно. – Может быть, я закажу что-нибудь, и оно вырастет.
– Это как хочешь, но твоя птица летит, я её чую нутром, – доложила Детка. – И, кстати, ему, птице то есть, можешь захватить поесть, мы все едим, они приятные и сытные.
Повинуясь отчасти убеждению, отчасти любопытству, гостья Юлия взяла со ствола одну «штучку» (та легко отделилась с едва слышным щелчком), повертела в пальцах и смело положила в рот, будь что будет!
И ничего страшного не случилось, скорее напротив, экзотическая пища раскусилась, как меренга, и на вкус оказалась превосходной. Наполнение напомнило густой миндальный крем, не очень сладкий, зато богатый другими оттенками.
– Вот видишь, очень приятная пища, – почти не отрываясь от ствола сообщила Детка, когда Юлия активно присоединилась к сбору. – Только жуй себе, они будут лучше.
Какое-то неопознанное время они обе погрузились в варварский процесс питания, «штучки» только щелкали, отрываясь, и отлично хрустели во рту. На стволе их не убавлялось, хотя не видно было, чтобы появлялись новые, казалось, что пища стояла на тех же местах, откуда была сорвана. Хотя, гостья Юлия честно признавала, что следила она не особенно внимательно, просто собирала еду и отправляла в рот.
– Он близко, твоя птица, – вдруг невнятно сообщила Детка, при этом громко чавкая. – Сними ему немножко, им не часто достаётся.
С некоторым стыдом гостья оторвалась от пиршества и глянула вокруг. Действительно, на дальнем горизонте лилового неба появилась точка, похожая на дельтаплан, и снижалась в их направлении.
Почти машинально Юлия набрала в горсть гусениц для угощения транспортного средства и на миг задумалась, куда их сунуть, потом вспомнила, что в халате у неё должен быть карман – вот тут её ожидало очередное потрясение и смешение старых и новоявленных чувств.
Никакого халата, прибывшего с нею изначально, и в помине не стало, он пропал в процессе путешествия почти невозвратно, точнее, незаметно переменился прямо на ней. Нет, материя, тот самый зелёный шёлк, ранее изрядно помятый, таким и остался, даже имелось подобие вышитого рисунка, но одеяние радикально переменило покрой и вид, хотя плотно сидело на теле. Вместо халата, длиной до колена, на ней оказалось что-то вроде сплошного комбинезона из того же материала. Верхняя часть осталась почти прежней, а внизу полы обернулись штанами до середины икры – и на каждой штанине сохранился рисунок, бывший ранее на подоле. Две астры, правда, изрядно помятые, на одной ноге, и цапля, свернувшаяся в клубок – на другой. Мало того, пока она оглядывала одеяние, держа в руке горсть гусениц, то заметила, что на животе сходящиеся полы стали отставать и отваливаться, прямо на глазах образовался объемный карман, как у кенгуру.
Почему-то именно трансформация старого халата стала для гостьи иного мира самый потрясающей подробностью, она сунула гусениц в услужливо появившуюся полость, затем в ошеломлении осматривала и ощупывала одеяние, не веря ни глазам, ни осязанию. Вот это оказалось просто чересчур! Наверное, потому что остальные чудеса были местными, им следовало происходить, но вещь, приехавшая с ней, казалось, должна остаться в неприкосновенности, то бишь иммунной, но нет! Шёлковый спальный халат, в котором она тысячу лет назад и миллион парсеков отсюда вышла на балкон, он тоже стал меняться, повинуясь законам этого малоизученного мира, применился к её занятиям и обратился в нечто иное. Даже карман на глазах выявился, бери и клади туда пищу, как только явилась такое намерение. Но не только карман вырос, на ощупь оказалось, что между кожей и материей появились тончайшие нити, они легко прерывались, но мигом восстанавливались, образуя паутинную подкладку одеяния!
