Выскочив в коридор, я увидел ее прижавшейся спиной к стене и неотрывно глядящей на сидящую напротив на банкетке миниатюрную девушку с уже заметным животиком под элегантным черным платьем. На голове у той была траурная косынка, и на ее фоне лицо казалось очень бледным, хотя и необыкновенно миловидным. Она захлопала огромными прозрачно-голубыми глазищами, переводя их на каждого из нас по очереди. Под пристальным вниманием Влады она заерзала, губы задрожали, а руки стали нервно теребить ткань платья.
– Что-то случилось? – с дрожью спросила беременная и в этот момент выглядела настоящим испуганным ангелом, хрупким и беззащитным.
Мой свидетель метнулся к ней тем самым отчаянным движением, в котором безошибочно читаются прущие наружу мужские инстинкты охранять самое дорогое.
– Что здесь происходит? – Теперь в его голосе был настоящий гнев.
– Милый, мне страшно! – беременная вцепилась в руку мужа, глядя на него так, будто ее убивали.
– Как вы смеете пугать мою жену! – закричал на Владу молодой муж, хотя она пока не произнесла на единого слова и даже не шелохнулась.
Девушка вскочила и прижалась всем телом к разъяренному супругу, реагируя, на мой взгляд, совершенно неадекватно в этой ситуации. Ясное дело, Влада сейчас выглядела странновато, но не настолько же чтобы закатывать истерику. Но с другой стороны, это же баба, да еще и с гормонами, чего с нее взять-то? Девица натуральным образом разрыдалась, глядя на нас всех невинными заплаканными глазами, а ее муж стал вопить, что будет на нас жаловаться в прокуратуру. В считанные секунды происходящее переросло в скандал грандиозного масштаба, и из кабинетов вокруг стали выглядывать.
Влада же смотрела на истерящую беременную почти с отвращением, казалось, совсем не замечая ни холодного пола, ни криков, ни людей, появляющихся отовсюду. Потом она схватилась за живот и завертела головой, как будто что-то искала. Натолкнувшись взглядом на меня, она пробормотала:
– Туалет?
– Там! – машинально показал я, и она сорвалась с места.
И тут я вспомнил.
– Твою ж дивизию, там же только мужской, женский в другом конце, – и стал догонять ее, но только и увидел закрывшиеся перед носом двери.
– Никому пока не уходить. Я вернусь через минуту, – бросил через плечо.
– Да что вы тут все себе позволяете! – заорал Сысоев мне вслед.
– Какого хрена там… – начал я, влетев следом, и тут увидел Владу над первой же раковиной. Ее сгибало в жутких спазмах. Она вцепилась в края фаянса так, что пальцы побелели, и тяжело дышала, иногда всхлипывая.
– Вы нездоровы? Может, скорая нужна? – Я и сам не мог понять, почему так саднило внутри от ее вида, вот такой тощей, сотрясающейся и явно страдающей.
– Как же я ненавижу это! – вместо ответа сипло пробормотала Влада и открыла кран.
– Что именно?
– Это она убила, – проигнорировав мой вопрос, сказала женщина, стряхивая с тонких пальцев воду.
– С чего вы взяли?
Влада посмотрела на меня в отражении грязного зеркала, и я ощутил себя вдруг полным дебилом, задающим тупейшие вопросы. Ее глаза сейчас выглядели опять теми темными провалами на бледном лице, пугающими дверьми разума, за которыми хранятся знания, недоступные другим и, наверное, совершенно не нужные им, чтобы жить и оставаться в своем уме. И это было и страшно до усрачки, и при этом непреодолимо притягательно. А потом она снова моргнула и опустила глаза к льющейся воде, и все пропало, оставив только краткое ощущение ледяного прикосновения где-то под диафрагмой.
