Проект ЮНЕСКО - страница 18



Возвращая своё сознание в разговор, он вдруг увидел, что она вытягивает банковскую карточку из кошелька. Безупречность маникюра на не помилованных жизнью пальцах только усиливала необратимость времени.


– Элина, плиз… стоп-ит, – он сделал рукой однозначный жест. Мы же ещё в чате «Одноклассников» договорились: за тобой – билет. Всё остальное – за мной.

– Гарик, ну мне неудобно. Я ведь хорошо зарабатываю. В конце концов, кто должен платить за счёт на первом свидании? – Каждый за себя, – растягивая рот в улыбке, она придвинула подглазные щёчки к дужкам очков.

«… Сколько ночей после свиданий с ней, где каждое было как первое, я провёл в ночных литовских поездах…»

– Ну да… вчерашнее и всё остальное не в счёт. – Усилием воли он отвёл свой взгляд от сухой пергаментной бумаги её постаревших рук. – Элина, убери. Спрячь! Ты меня поняла?


Не зная, как реагировать на совершенно незнакомую ей сталь в его голосе и непроницаемость брони в его глазах, она молча вернула квадратик пластика на своё насиженное место.

* * *

– Ой, извини… Я разбудила? У меня ведь ещё всё по израильскому времени.

– Ничего.

– Гарри… а где луна? …В Америке что, нет луны?

Он перевёл свой взгляд с соседней подушки на пасмурное небо за окном:

– Почему нет, есть, есть луна. Просто пасмурно и сегодня, наверное, новая луна. Её не видно поэтому. Есть луна, есть… Спи…

August 12, 2018


Нью-Йорк. Манхеттен

– И, конечно же, господа, Бродвей. Эта виляющая и не желающая подчиняться строгой шахматной архитектуре Манхеттена артерия демонстрирует вам сразу несколько эпох в архитектурных стилях…


Её попытки увидеть через окно верхушки небоскрёбов убирали её возраст с её шеи. Он перевёл свой печальный взгляд на пол автобуса.


«… Неужели, если бы я…»


– Гарик, эй, не спи, это Сити-холл? – она толкнула его локтем.

– ??? Что? Элина, что, извини, я задумался. – Он виновато вернул глаза назад. – Что ты спросила?


– Ничего; проехали.


Разница по времени с Израилем стала напоминать о себе к концу экскурсии. Устало прислонив голову к окну, она сняла очки и дала их ему в руки:


– На… возьми.


Вспоминая о чём-то своём, он осторожно сложил орудие борьбы с её куриной слепотой. Она прикрыла глаза….


Он не сразу нарушил затянувшуюся паузу:


– Устала?


– Да.


«… Как же мне хочется наперекор всем сидящим рядом… Что удержало меня тогда?»

* * *

– Фуу… хорошо, что ты выбрал автобус с кондиционером…


Вытерев пот со лба и положив носовой платок в сумку, она взяла его под руку:


– В открытом я бы долго не выдержала.

Он опять вспомнил, как начался для него тот проклятый им високосный год:


– Да. Помнишь, мы в похожем ехали с тобой утром первого января в Литве? Ты, точно так же сняв очки, дала мне их в руки. Помнишь?


Её молчание напомнило ему, что он одинок в памяти о том новогоднем дне:


– Ладно… я не буду грузить тебя сантиментами своих воспоминаний… Как тебе Нью-Йорк? Нравится?


Она оглянулась на автобусную дверь, куда заканчивала вползать очередь следующих туристов:


– Трудно ответить так сразу, он другой, совсем не такой, как те города, которые я видела в своей жизни. Такое впечатление, что никто не планировал строительство – один небоскреб, рядом другой, совершенно непохожий на соседний, за углом неожиданно церковь, потом вдруг старый дом – но всё это создает атмосферу бурлящей жизни, вечного движения. У нас в Израиле не так. В Ашдоде, например. Знаешь, у меня там какое-то ощущение искусственности что ли. Скажем, в южной части города. Все эти прямые линии, всё новое, всё блестит и сверкает, но такое впечатление, что там как будто никто не живет. Механический город будущего. А на севере города старые бюджетные коробки в 3–4 этажа. Весь город на деле – это как смесь модерновых Черёмушек с местечковой провинциальной грязнотой. Как иронично говорит моя подруга: смесь архитектурного изящества и людской гармонии. Мне, как человеку по сути столичному, приехавшему из маленького европейского городка, там неуютно.